И попробуй отвертеться.
Я дождался миниавтобуса и проехал несколько кварталов до гостиницы "Паризьен". Впереди, брызгая водой на асфальт, катил оранжевый муниципальный уборщик. Улицы были сонны и пустынны.
У гостиницы я, играя в конспиратора, сошел и пересел на автобус, на табло которого горел маршрут "Паризьен - Густово". Карточки, будто живые, чуть не выскочили из кармана, и я облился холодным потом, перехватив их и смяв в кулаке. Хорошо, пассажиров было, не считая меня, всего трое, и они дремали, покачиваясь и вразнобой клонясь к окнам.
Микрорайон Густово - самая окраина.
Я вышел на кольце и не спеша побрел к центру города, не замечая ни молодой, прущей к тротуарам зелени, ни отмытых решетчатых оград.
Первое место, куда можно было бы приклеить карточку, обнаружилось метров через двести, у торгового комплекса "Снежинка". Но там оказалось неожиданно людно, с лотков торговали овощами и свежей исландской сельдью.
Кроме того, я внезапно осознал, что все рынки и комплексы находятся под видеоконтролем, и того, кто наклеит карточку на информационный щит или на боковую поверхность крыльца, вычислят в два счета, попросту подняв записи. Я, конечно, слегка параноил, но решил, что для подпольщика паранойя - верная спутница. Меньше сюрпризов в будущем.
Зато дальше по пути мне попался симпатичный столб у обочины, на котором уже белело несколько объявлений. С противоположной стороны улицы на столб смотрели окна невысокого дома, но часть была закрыта уже вовсю цветущими березами. Но на всякий случай я встал так, чтобы меня не было видно.
Карточка извлечена. Поблизости - никого. Клей. Колпачок. Пальцы дрожат. Торопливый мазок по бумаге. Шлеп! Готово.
Красный прямоугольник прилип к столбу.
Я едва тут же не побежал прочь, как преступник с места преступления. Придурок, чего хотите. В животе, в груди шебуршился обморочный страх.
Бежать!
С трудом я заставил себя смирить шаг, чуть не сбил очки с носа и остановился, оглянулся - висит моя карточка. Красной, бросающейся в глаза отметиной. Значит, многие прочтут.
Метров через двадцать-тридцать страх сменился радостью. Да я крут! Я смог! Правда, проезжающий мимо автомобиль едва не заставил меня броситься в кусты. Но это ничего, ничего, опыта-то нет.
Следующие карточки я прилепил к арочным воротам, на стену дома, на рекламный щит, прямо на рубашку парню, призывающему покупать смартфон за три тысячи. Еще две - на удачно подвернувшееся информационное табло домового товарищества.
Один раз какая-то старушка с гнездом вспушенных седых волос на голове едва меня не засекла, и пришлось из арки идти во двор, а оттуда, имитируя беззаботность, через другую арку на перпендикулярную улицу. Картинка, в которой старушка, вернувшись домой, набирает единый номер и шепчет: "Подозрительный парень что-то клеит на стены", преследовала меня целый квартал.
Я израсходовал треть карточек и подумал, что для Густово этого достаточно.
Народу и транспорта на улицах стало больше, подходило время первых уроков, школьники массово брели и бежали в классы.
Я сел на автобус "Густово - Сахарова". Он останавливался недалеко от колледжа. Возможно, успею расклеить еще пяток карточек, такая была мысль.
Автобус уже выворачивал с перекрестка, когда я, обернувшись с заднего сиденья (в поисках "хвоста", а кого ж еще!), заметил, что несколько человек собрались у того места, где я, кажется, прикрепил карточку.
Читают?
Улица скрылась, заместилась домом, автобус влился в транспортный поток, и я не смог ухватить подробности.
Хорошо б читали. А если сейчас уже ищут того, кто поработал расклейщиком? Мне сделалось неуютно, и я подумал, что на карточке остались мои отпечатки пальцев. Возможно, уже объявлен план "Перехват".
Вошедшая на остановке тетка в синем плаще села через ряд впереди меня, словно перекрывая путь к бегству. Не утерпев, я вышел на следующей.
Водитель подозрительно улыбнулся, проходящий мимо старик со свернутой в трубочку газетой наклонил голову, и в моем мозгу вспыхнуло: они обмениваются знаками, передавая друг другу сопровождение объекта!
Сердце заколотилось.
Свернув за угол, я прижался к стене, ожидая, что старик, появившись следом, выдаст себя. Но через несколько секунд вышла женщина с двумя девочками, которых она вела за руки, и у меня отлегло, но затем я подумал, что раз я "расколол" старика, его попросту могли заменить не вызывающим подозрения семейством.
Нет, расклейкой я рисковать больше не стал, переулком и сквозным двором шмыгнул к ограде, за которой, белоколонный, вырастал колледж.
Ворота. Широкая дорожка. Электронный датчик на входе, к которому нужно приложить студенческий билет.
Первые полчаса на лекции по менеджменту я сидел как на иголках, ожидая, что в аудиторию вот-вот войдет полицейский с моими красными карточками в руках. "Ребята, мы ищем некого Константина Ломакина, он здесь есть?". Тут разве что в окно прыгать с криком: "Гады, я живым не сдамся!". Но двери открылись лишь раз, впуская опоздавшую Машку Домину, и я успокоился. Виктор Арсеньевич, пухлый, в дорогом пиджаке с заплатами на локтях, бухтел про рынки и рисовал графики на доске, выводя кривые сбыта в условиях экономического роста, спада потребления, понижения консолидированного рейтинга и изменения валютного курса. Я пытался что-то записывать, но мысли мои все время уходили в сторону.
Мне думалось, что карточки могут просто оборвать и выкинуть в урны. Тогда все впустую. Еще их могли прочитать и не поверить. Вот же и интернет, и последние исследования говорят, что все было не так. Им не верить? Игнорировать? Мало ли кто что клеит. Сумасшедших развелось, как собак.
- По оси абсцисс у нас - количество товара, - говорил Виктор Афанасьевич, щелкая кончиком указки по доске, - все смотрим, это важно...
Мне стало смешно и горько.
Я подумал, за какую ерунду умирали люди. Ведь получается, что за ерунду. За динамику продаж и тренды.
И никто их уже не помнит. Никто!
Я скрипнул зубами. Пусть хоть что будет, а карточки я расклеивать продолжу! Пусть следят, пусть арестовывают...
- Ломакин!
Осознав, что обращаются ко мне, я поднял голову.
- Да, Виктор Афанасьевич.
- Ломакин, - преподаватель на шаг отступил от доски, - что вы там тискаете?
- Ничего, - сказал я, вынимая руку из кармана.
- Он готовится к паре по сексуальному образованию! - выкрикнул кто-то.
Аудитория заржала. Виктор Афанасьевич поддержал ее мелким смехом, тряся крашенными волосами.
- Ломакин, - отсмеявшись, сказал он, - будьте внимательны.
- Зачем? - спросил я, внутренне заводясь.
Виктор Афанасьевич, уже обратившийся к доске, повернулся снова.
- Что зачем, Ломакин?
- Ну, зачем это все нам? Все эти кривые, прямые... Мы же пустота, мы не помним ничего...
Я хотел сказать многое, про войну, про миллионы погибших, но мне не хватило духу. Я так и застыл, вытянувшись оглоблей, с горечью в сердце и невысказанными словами в горле.
- Ну, то, что вы ничего не помните, Ломакин, не говорит о том, что никто ничего не помнит, - сказал Виктор Афанасьевич. - Я вот могу привести вам графики нефтяного спроса и предложения, производственные и инфляционные графики, показания фондовых индексов, инвестиционные графики с семидесятых годов прошлого века по Великобритании, Соединенным Штатам, Японии, Китаю и еще пяти-семи странам. Но...
Преподаватель качнулся на носках.