А в самом низу, в уголке, она приписала: «Крепко тебя обнимаю», чего раньше никогда себе в письмах не позволяла. Подписи, как всегда, не было.
Коста перечел письмо, отыскивая в нем скрытый смысл, и ему стало еще страшнее. Перечел еще раз, и страх окончательно завладел им. Она, верно, обворовала хозяина, подумал он. Может, отец ее опять заболел. Ведь если человек заразится соблазнами большого города, он способен на что угодно. Труженики земли и моря считали, что соблазнам городской жизни нет предела. На людей, которым хоть недолго приходилось жить в городе, находило настоящее затмение, и они избавлялись от него, лишь миновав установленный на городской окраине шлагбаум. И если Элена схватила городскую заразу, размышлял Коста, она в этом так же не виновата, как человек, заболевший оспой. Нужно только перевезти ее в Пуэрто-де-ла-Сельва, в этот чистый, насквозь продуваемый ветрами уголок у подножья Пиренеев, и там она моментально поправится.
Конечно, она прикарманила деньги, решил он в конце концов, и хозяева дали ей сроку до пятницы, а не то заявят в полицию.
А сегодня уже вторник, ночь, и, значит, чтобы раздобыть деньги, у него есть один только день, до того как курьер отправится в четверг утром в Барселону. Тысяча песет! Только два раза в жизни были у него такие деньги. Имея в пять раз больше, можно со спокойной душой жениться, но чтобы, собрать такую сумму, нужно несколько удачливых лет. За половинную сумму человека могли сравнительно прилично похоронить, хотя через двадцать лет, если родственники не сделают дополнительного взноса, прах будет вынут из погребальной ниши, чтобы освободить место для другого, и брошен в общую яму. Тысяча песет! Сколько же времени могли бы они прожить с матерью на такие громадные деньги, питаясь араной и бобами, а зимой еще и желудями, которые он собирает в лесу? Их сосед вот уже три месяца лежит в постели, дожидаясь смерти, потому что у него нет тысячи песет, чтобы заплатить за операцию, в их деревне не меньше десятка красивых девушек сразу же будут сосватаны, стоит только их отцам упомянуть о приданом в тысячу песет.
Как ни стара лодка, продать ее можно и за тысячу песет, быть может, да только на это нужно время. Лодку покупают не каждый день, и, когда люди решаются на такой шаг, они непременно требуют неделю, чтобы на лодке поплавать, а потом еще несколько дней советуются, брать или не брать, со всеми старыми тетками и дядьями, которые ссужают деньги на покупку, входя в долю. Кроме лодки, у него есть еще рыболовные снасти. Если не запросить дорого, их можно продать и в деревне, а в одном из ближайших городков за них дадут почти настоящую цену. Но для этого надо договориться с владельцем грузовика, заплатить ему вперед за бензин, а потом, глядишь, еще несколько дней прождать, пока не подвернется покупатель.
И тут Коста вспомнил про большую рыбу в подводной пещере; в ней по крайней мере фунтов сто, и на рыбном аукционе за нее можно получить не меньше восьмисот песет. Вот и выход, подумал он, и чем дальше, тем больше крепла уверенность в том, что рыба уже попалась на крючок. Суеверный, как все рыбаки, у которых предрассудки неизменно затмевают доводы рассудка, Коста усмотрел в эпизоде с большой рыбой некое предзнаменование, решительное вмешательство судьбы, которая так долго была к нему сурова, целых пятнадцать лет отворачивалась от него и вот теперь явила знак своей возродившейся благосклонности. Завтра он выйдет в море, уверенность в успехе придаст ему сил, он вытащит из пещеры приготовленную ему прекрасную добычу и уж с ее помощью вызволит Элену из жестокого плена города.
И потому в эту ночь Коста спал спокойно и даже не услышал, как обычно, когда вернулся Молина и осторожно скрипнула отпертая и притворенная дверь.
Глава XVIII
Впервые за много месяцев Молина изменил своей привычке засыпать лишь на рассвете. Пакита с полчаса прислушивалась к его дыханию, затем выскользнула из постели, отерла ладонью с кожи пот в том месте, где соприкасались их бедра, и натянула через голову платье. Потом зажгла тусклую лампу и внимательно вгляделась в лицо Молины. Израсходовав много энергии, он стал похож на покойника: щеки ввалились, рот приоткрылся и перекосился, а зубы при желтом свете несколько посветлели. Разум Молины погрузился в подсознательные глубины детских впечатлений, дыхание с хрипом вылетало из горла, а на лбу сидел и спокойно сосал кровь комар.
Привычным движением Пакита сунула руку во внутренний карман висевшего на стуле пиджака, вытащила бумажник и стала считать деньги. Как мужчина он стоит немногого, размышляла цыганка. Но он куда лучше всех этих пучеглазых лавочников, которые, прежде чем лечь с гобой в постель, крестятся, а потом ведут себя как спортсмены-полуфиналисты… не говоря уже о старых петухах, которые ни на что не способны, пока не заставят тебя выламываться, как мартышка в цирке. Конечно, как мужчина он стоил немногого, и, кроме того, инстинкт подсказывал Паките, что у него, как и у нее, не все в жизни гладко. Тысяча двести песет с мелочью. Она положила деньги обратно в бумажник, а бумажник — в карман пиджака. В конце концов, он обошелся с ней так, словно она была его любовницей. «Хочешь лечь? Если нет, не надо. Как-нибудь в другой раз. Не хочу? Конечно, хочу! За кого ты меня принимаешь?» Иной раз просто необходимо сделать красивый жест. Именно умение делать красивые жесты отличает соль земли — таких людей, как Пепе, — от всего прочего человечества. Оставлю ему его деньги. Все, до последней песеты.