Он нашел свои очки для подводного плавания, поплевал изнутри на стекла, растер слюну пальцем и ополоснул стекла в море. Надел очки, пояс со свинцовыми грузилами, за который был заткнут нож с пробковой рукояткой, и перевалился через борт лодки. Набрав в легкие побольше воздуха, он наклонился вперед, оттолкнулся ногами, и вода сомкнулась над ним, окутав безмолвием, оборвав крики чаек, и, по мере того как тяжелый пояс увлекал его все дальше в глубину, перед ним все отчетливее вырисовывалась фантастическая красота подводного мира.
За голубой завесой воды медленно, задумчиво шевеля плавниками, уплывали в разные стороны рыбы, а ближе к морскому дну, покато уходившему вниз, другие рыбы, попадавшие в погоне за добычей в золотистый солнечный луч, вспыхивали, словно огни далеких маяков. Коста погружался быстро, головой вниз, следуя за лесой, вода давила ему на уши железными пальцами, а все члены обрели плавность невесомости. Со всех сторон возникали и исчезали скалы, похожие на глухие тюремные стены, то желтые и отполированные морем, то покрытые складками застывшей лавы, пышно поросшей какими-то серыми цветами; у подножия этих скал колыхались чахлые водоросли, среди которых неустанно шныряли рыбы.
Следуя за лесой, Коста доплыл до входа в пещеру. Через трещину в дальней стене пробивался свет и, рассеиваясь, превращался в желтоватую мглу, в которой мелькали похожие на серебряные монетки рыбешки… Он ухватился за выступ скалы и вплыл в пещеру. В узком проходе морские анемоны касались его тела нежными, как у младенца, губами, а острые кораллы небольно царапали кожу. Запомнив, где расположена расщелина, в которую уходила леса, он поджал ноги и, сильно оттолкнувшись, выплыл головой вперед из пещеры. Лицо его было обращено кверху, глаза же устремлены к далекой, покрытой рябью поверхности моря, из порезов струилась темная кровь, а грудь стиснул спазм, словно он тонул. Он всплывал и видел, как, вырвавшись из его стиснутых губ, уносилась вверх струйка серебристых пузырьков. Вынырнув, он уцепился за край лодки и долго жадно вдыхал всеми легкими воздух. Потом перевалился в лодку и вытянулся на дне ее; горячие деревянные доски согревали и утишали дрожь озябшего в воде тела и саднящую боль порезов и царапин от колючек морских ежей. Он в полудреме подумывал, что же предпринять дальше. В прежние времена он натренировал себя так, что мог нырять за кораллами и омарами на глубину до двадцати метров. Но погружение в эту пещеру, глубиной не более десяти метров, показало предел его выносливости. Он был явно не в форме, ему не хватало дыхания, мускулы утратили необходимую крепость и сильно болели уши. С каждым новым погружением сил будет оставаться все меньше; устав под водой, он станет хуже соображать и перестанет чувствовать боль, обдираясь об острые скалы. Но Коста ни на минуту не усомнился, что сегодня, рано или поздно, он поднимется на поверхность моря с большой рыбой.
Ныряя в первый раз, он не ощутил холода неподвижных глубин, но, нырнув снова, уже почувствовал, как проходит сквозь студеный слой воды, лежащий сразу за слоем, прогретым солнцем. Ледяные струйки и ядовитозеленые водоросли оплетали ему руки и ноги, и, когда он проскальзывал в пещеру, поясницу ломило от холода. Черное опахало, закрывавшее расщелину, вдруг сложилось и исчезло из виду. Он запустил в пещеру руку и получил сильный удар по запястью; в следующий момент он почувствовал, что рядом бьется в смятении что-то огромное — казалось, будто это содрогается внезапно затопленная водой мощная машина. Волнение притупило чувствительность. Он больше не ущущал холода и страшной боли в ушах.
Пошарив вокруг, Коста нашел лесу, потянул за нее, и бурное содрогание сразу прекратилось, словно он выключил какой-то источник энергии. Он повел рукой по лесе дальше и обнаружил, что расщелину полностью закрывает нечто большое, скользкое и гладкое. Сначала ему показалось, что он тронул что-то очень твердое, ребристое и неподатливое, но, когда его пальцы наткнулись на пружинистый круг громадного глаза и обвисшую мякоть огромного толстогубого рта, все сразу стало ясно. Раздвинув рыбьи губы, он нащупал лесу, почти перетертую там, где она проходила сквозь тесно посаженные иглы зубов. Он вытащил нож, стараясь нащупать два места, не защищенные панцирем костей. Под таким углом всадить нож в глаз было невозможно, но имелось еще одно незащищенное место — на горле. Он ударил, острие ножа угодило в твердую поверхность, чуть скользнуло, и нож вошел вглубь. Шесть раз вонзал он острие, каждый раз дотрагиваясь костяшками пальцев до неподатливой рыбы, которая, не дрогнув перед оружием, до предела напрягала железные мускулы, удерживаясь в расщелине при помощи растопыренных жабр.