46. Анатолий КИМ. Роман "Отец-лес" написан в 1989 году. Это перетекающая восточная проза, где всё может пересекаться, преобразовываться, переходить одно в другое; и этот явный восток писателем перемещается в рязанскую область, в глубинные русские леса и реки. Может быть, это и есть настоящий природный метафизический реализм, данный писателю свыше?
47. Владимир ЛИЧУТИН. Историческая трилогия "Раскол". Пожалуй, по-настоящему с русскими историческими сюжетами после Алексея Толстого справлялись разве что Дмитрий Балашов и Владимир Личутин. Но личутинский "Раскол" и по языку, и по характерам героев, и по глубине замысла всё же значимее прекрасных балашовских романов. Явно недооценённый роман, один из лучших в русской прозе ХХ века, куда там рядом Джону Фаулзу или Айрис Мердок. К тому же он пронизан прозрачной северной мистикой. Это и факт, и миф, и легенда, и мистерия одновременно.
48. Эдуард ЛИМОНОВ. Повесть "У нас была Великая эпоха". Не разобравшись и не вчитавшись, лишь для открытия новых имён эмигрантов, повесть была опубликована либе- ральным журналом "Знамя" в начале перестройки в 1989 году, потом редакторы судорожно оправдывались, что недосмотрели. Редкой силы талант. Вот уж действительно, как писали не раз, ёрничая, Лимонов, вроде бы играя, показывает читателю истинное величие и героизм всей советской эпохи. Но если писатель и играет, то всерьёз, даже и с самой смертью.
49. Саша СОКОЛОВ. Роман "Школа для дураков" (1973). Ещё одна попытка найти свой путь в прозе. Владимир Набоков назвал роман лучшей современной русской книгой. Но это в представлении Набокова. Сюжеты перетекают как в музыке, но не теряются. Можно увлечься героем географом Норвеговым, можно увлечься и сюжетом, действие и на самом деле происходит в школе для дураков, а можно увлечься просто перетеканием слов и смыслов, фантазий и воспоминаний.
50. Юрий ПОЛЯКОВ. Роман "Козлёнок в молоке" вышел в 1995 году, с тех пор переиздавался не меньше пятидесяти раз. Читают. И есть за что, и есть о чём – есть над чем посмеяться и есть о чём задуматься. Вот за эту по-настоящему смешную сатиру на постмодернизм Юрия Полякова и не любят наши либералы. Посмел на святое замахнуться. Впрочем, писатель всю жизнь замахивается, как бы не по чину, то на армию, то на партию, то на перестройку, то на постмодернизм. Но пока прокураторы до писателя всерьёз добираются, от смеха при чтении все их пуговицы лопаются. Это и спасает.
Дмитрий Колесников
РУССКИЙ ГЕНИЙ ВЛАДИМИРА ВЫСОЦКОГО. К 70-летию поэта
Слушая Высоцкого, я, в сущности,
впервые понял,
что Орфей древнегреческий, играющий на струнах
собственного сердца, –
никакая это не выдумка,
а самая настоящая правда.
Юрий Карякин25 января народному артисту, певцу и поэту России Владимиру Семёновичу Высоцкому исполнится 70 лет.
Драматург Александр Вампилов однажды записал в своём дневнике: "Бетховен не повторится. Чем дальше от Бетховена, тем больше человек (в известном смысле) будет становиться животным, хоть и ещё выше организованным. В будущем человек будет представлять из себя сытое, самодовольное животное, безобразного головастика, со сказочным удобством устроившегося на земле и размышляющего лишь о том, как бы устроиться ещё удобнее". В принципе, мы уже дожили до этого предсказанного великим драматургом мёртвого будущего, но дело не в этом. Пророческие слова Вампилова можно в полной мере отнести и к советскому барду, поскольку Людвиг ван Бетховен и Владимир Высоцкий суть явления одного порядка. Объединяет их то, что оба они сожгли себя дотла во имя людей.
Владимир Семёнович Высоцкий – это настоящий русский гений. В своей статье о Борисе Рыжем "Монах поэзии" я писал, что, на мой взгляд, "основным показателем наличия гения в творческом человеке" является "душераздирающая, надрывная исповедальность", поскольку "гений предполагает умение творца полностью преодолеть страх быть непонятым и даже осмеянным, безусловно присутствующий в каждом истинном художнике; предполагает способность начисто – без всяких оговорок, кокетства и двусмысленностей – распахнуть душу публике". Именно задушевный, пронзительно искренний диалог с читателем, слушателем и зрителем, а не холодная эстетическая красота форм неопровержимо свидетельствует о дарованном человеку свыше творческом гении. И такой диалог – откровенный, прямой, отчаянный – Владимир Семёнович Высоцкий вёл со своим слушателем и зрителем всю жизнь, до самой трагической гибели.