Выбрать главу
И назло врагам России
Сердце русское стучит.
Я забуду долю злую.
Я зову весь мир сюда,
Где стучится в твердь земную
3олотым лучом звезда...

Юрий Петухов

ДУША НА ВОЛЕ

ГОЛЛАНДСКОЕ БАРОККО
Я в Амстердаме глупом ночевал.
Дождь лил в канал, с водой мешая слёзы.
И старый мост выскрипывал угрозы,
Когда над ним архангел пролетал.
О, град средь вод, ты пуст и безнадёжен,
Лишь твой вокзал как парус корабля...
И глас мерещится: "О Господи, земля-я!"
Но глас в пустыне, разве он возможен?
Меж "фонарями красными", как тень,
Средь полуголых липких проституток,
Утратив сон и потеряв рассудок,
Бродил я, всё смешав – и ночь, и день.
В стеклянных клетках, пленницы "горилл",
Они сидели – птицы поднебесья,
И негр, раздутый морфием и спесью,
Их от гостей непрошенных хранил.
"Гориллы" вёрткие мне предлагали "дурь",
И за рукав тянули – уколоться...
В толпе один я был – на дне колодца,
И было мне не до житейских бурь.
Европа праздная, гулянка до утра,
Пустые лица шалых наркоманов,
И ветер ветреный в пустеющих карманах,
И с лицами старушек детвора.
И "кирха" – в преисподнюю дыра.
Здесь меж голландцев Пётр наш погулял,
Дурил и пил, с похмелья брал зубило,
И было Питеру здесь весело и мило...
Ах, Боже мой, когда всё это было?
Когда латинос масть здесь не держал!
С тех пор судьба нас сильно изменила –
И стало в мире гнусно и уныло. Финал.
О, демократия – химера из химер...
Угрюмый нищий в струпьях над каналом,
Мулат в перстнях и серьгах, зазывала,
Притон, завод алмазов, Люцифер...
Вот аглицкий мужлан, как пень пьянющий,
Француз истрёпанный, и русский нувориш,
Сей град – Венеция, мол, "северный Париж".
И ангел, понапрасну слёзы льющий.
Средь изобилия я видел мор и глад,
Глазницы мёртвые мне пусто вслед глядели,
И трубы смертные над ними нежно пели,
И звон зловещий звал их тихо в ад.
О, демократия – химера из химер...
Противен нам твой лицемерный облик.
По мостовой чугунной среди облак
Я брёл, и был весь мир постыл и сер.
Малаец шустрый предлагал детей,
И в нос совал мне фото малолеток,
Из губ его – обсосанных пипеток,
Как в храме дьявола, всё тёк и тёк елей.
А толпы пёстрые – дешёвый серпантин,
Кружились бесновато и проворно,
И Рембранд юный из чужих картин
На мостовой творил унылейшее порно.
Республика... здесь нету королей,
Здесь Уленшпигель пьяный и безумный,
Объедки выгребающий из урны,
Король рассветов, олигарх ночей.
Мы вместе пили утренний туман,
И вместе выли – жизнь не получилась,
И ведьма Нелли в путах света билась...
Да, пьяный брат, все зеркала – обман...
Он в отраженьях трепетных остался.
А я ушёл, мой жребий уходить,
Как солнцу жребий нам с небес светить,
Но светлых дней уж круг, увы, распался.
О, Амстердам, болото из болот.
Мой ум вместил твоё предназначенье –
Утроба смерти, дряхлости и тленья.
И нет спасенья, и повсюду сброд.
Я чары гнал, и путы разрывал,
И белыми крылами бился в небо,
И кораблём плыл в облачную небыль,
И из пучины гибельной всплывал.
И таяла фата смурной Морены,
И шпили прорывали небеса,
И из прорех сочилась вниз роса,
И бесы бесновались в клочьях пены.
И демон над пустыней пролетал,
И мост вонзал в мой мозг свои занозы,
И парус бил, текли в каналы слёзы –
Я город мёртвых молча покидал.
К РОССИИ
Я последний писатель русский,
Мной закончится Божий счёт.
По тропе безысходной и узкой