Утром, пока не сошла роса, я кошу, укутанный как мумия, залитый потом и кровью. Комариные орды вместе со своими сателлитами — мошкой, то есть, гнусом, лезут напропалую. Мух ещё нет, но у этих — своя тактика. Мошка бьёт прямо в глаза. Её камикадзе выбирают точный курс, а пока я вою и вытаскиваю их из-под век, остальные кидаются в обнажившиеся щели. Но надо косить, пока трава не высохла. И я кошу, кошу… Потом обезумевшим чучелом бегу в дом. В прихожей скидываю одежды и быстрой тенью, почти не открывая дверь, чтоб не проникли кровные братья, проникаю в комнату. Здесь царит божественная тишина и прохлада. — Так вот что такое Нирвана, оказывается её так просто осуществить на Земле!
Бросаюсь на кровать, раскидываюсь носом кверху, остываю и медленно прихожу в себя. И думаю, конечно, о комарах. Они явно любят кислые почвы: хвойные леса, болота, тундры. На чернозёмах южной России их почти нет. Надо же: и в этом нам "повезло": почвы у нас беднейшие, зато комар богатейший…
Форточки в комнате открыты, но затянуты марлей, оттуда доносится ровное гудение, как будто проводов высокого напряжения. Но это — не провода… Вдруг соответствующий звук улавливаю над своим носом. Приоткрываю глаза: легчайший взлёт и — никого нет. Закрываю глаза. Вскоре — опять гудок. Заставляю себя сразу не открывать, а дать ему устроиться. Открываю: он уже налаживает свой инструмент на моём носу, но при открытии моих век волшебно исчезает. Вся моя расслабленность испарилась, нирвана исчезла. Я очень медленно, не закрывая глаз, подношу руки ближе к лицу, чтобы удар был короче. Закрываю глаза и жду гудка. Слух напряжён до предела. И вдруг: жало впилось мне в шею сбоку, у соприкосновения с подушкой. Без всякого гудка! Я бью, но ладонь шлепается о подушку. Лёгкая тень взмывает в окружающее пространство… Комар победил, как хитроумный Одиссей победил великана Полифема.
Но деревенские комары — валенки по сравнению с городскими. Какие сражения разыгрываются в наших крупнопанельных клетках! "Война и мир"!
Когда-то я читал в "Науке и жизни", что онкологический вирус, попавший к нам в организм, ведёт себя точно так же, как греки при осаде Трои: сначала пытается пробить клетку организма штурмом, если не получается — изготовляет "подарочек", химически близкий к веществам, которыми питается клетка. Если удастся — "подарок" принимается, и внутри клетки организма начинает расти чужеродная ткань и так далее. Если вирус такой умный, то отчего не быть умным комару?
Мы судим о комарах, когда они в стае, на штурме и когда им от роду несколько дней… Вспомним лучше о штурме Белого дома…
Я разглядываю побеждённого противника. Положил его на бумажку, не поленился, достал очки и увеличительное стекло. С первого взгляда — крошечная грязноватая капелька. А солдат, убитый на поле боя, для тех, кто смотрит на него с заоблачных высот? Всё так же. Пытаюсь разглядеть голову, но не могу. А какая мне разница, чем он думает? Пусть — хоть левой ногой, важно, что он что-то соображает, решает и, в конце концов, выживает, как вид. А выживание и есть задача всего живого.
ОДА СКОТОВОДАМ
Началась наша жизнь скотоводов-любителей. Звери моментально освоили выделенную им площадку, обнесённую забором: склевали всех червяков, объели всю листву на кустах и деревьях и начали завоёвывать окружающее пространство. На кормушки они набрасывались всегда одинаково ретиво. Стоило только показаться в калитке с кастрюлей в руках, как вся разрозненная компания с радостными воплями, сбивая друг друга, бросалась к кормильцу, и только успевай раскладывать. Но в перерывах между едой звери начинали наступление на заборы. Выискивали жёрдочки послабее и впивались в щели — куры своими змеиными головками, а козы лбами отодвигали жерди, и вся команда просачивалась к соседу. Мы благодушно делали свои дела и вдруг слышим истеричную ругань или густой российский мат. Бежим на звук: точно: опять! Сосед мрачно держит ружье и думает, как бы выстрелить похитрее — так, чтобы одним выстрелом и подлую скотину и невзначай хозяина пристрелить. Пришлось бросать все дела и заниматься только забором.
***
Однажды слышим шум на площадке. Смотрим, движется облако, состоящее из кур, их крыльев и перьев, с воем приближается к калитке. Вдруг одна курица падает, а другие сразу же успокаиваются, разглядывают её и неспеша расходятся. Заклевали насмерть самую крупную и красивую курицу. Попробуй пойми. Осталось шесть кур.
В июне начались яички. Сначала несколько мелких, потом пошли одно крупней другого, с густыми оранжевыми желтками. Правда, всё получалось не больше пяти в день — то ли не все несутся, то ли… Стали наблюдать. И однажды замечаю, как самая капризная и пугливая курица по кличке Змеюшка выходит из-под листа шифера, прислонённого к стене, и пригнув голову, быстро убегает — явно хочет остаться незамеченной. Сгораю от нетерпения, но даю ей возможность уйти подальше. Аккуратно приоткрываю щель под листом и — обомлел: два десятка крупнейших яиц, половина из них с двойным желтком. Вспомнил, как Петя уделял ей особое внимание, а остальные куры вечно отгоняли. Вспомнил заклёванную красавицу: уж не ревность ли рядовых по отношению к таланту? Кто знает. Но после обнаружения тайного гнезда Змеюшка сникла. Видно, её материнский инстинкт пропал втуне. Она по-прежнему не ладила с остальными и старалась класть яйца отдельно, но тайников уже не осталось, и вскоре яйца её уже не выделялись.
Пошло к осени. Мне приходилось перекапывать освбодившиеся грядки, и каждый раз я приглашал кур. Они набрасывались на бедных дождевых червяков, поглощая их десятками за день. Наверное, они обеднили нашу почву, но … в стране разворачивался БЕСПРЕДЕЛ. Зерно и крупы, которые зимой мы накупили за копейки, стали стоить сначала рубли, потом десятки, потом сотни… а запасы подходили к концу. Получаемые яички не оправдывали затрат. К тому же число яичек опять стало меньше расчётного. Мы стали наблюдать и "засекли" курицу, не посещающую гнездо. Она весной переболела, оправилась, но гребешок остался недоразвитым. Такой лишний рот нам был не нужен и мы после долгих споров решили её … . Но кто и как? Соседей просить стыдно. Значит, надо мне. Я взял лопату и стал копать. И вскоре эта курица прибежала. Я кинул ей червя, сделал глубокий вдох, почувствовал, что будет нечто страшное, но взял себя в руки. И когда курица потянула голову к червю, ударил её лопатой поперёк шеи. Удар получился точный и неслабый, но лопата придавила куриную шею к земле, а земля была очень мягкой. Верхняя часть шеи была перерублена, лопата остановилась в позвоночнике, а нижняя — гортань — осталась целой. Душераздирающий, почти человеческий предсмертный крик потряс всё вокруг, а голова только дёрнулась и не смогла подняться. Преодолевая тошноту, я ударил второй раз. Голова отвалилась, а курица побежала и бежала довольно долго, пока не рухнула. Я сидел на земле, совсем чеканутый и понял, что никого и никогда убивать не буду. А это значит, что наших зверей надо продавать.
Козочки наши с курами жили вполне дружно, только во время еды их приходилось разводить, но когда они подросли, площадки им стало маловато. Надо было выводить пасти. А чтобы время использовать с большей пользой, я приспособился так: сажаю их в тачку, на плечо — косу и быстро, чтоб не выскочили, иду в лес. Там их выпускаю, и они сами за мной, как собачки — побаиваются одни. Я выбираю лужайку с хорошей травой, кошу, набиваю тачку с верхом, а козочки делают своё дело — поглощают кустарники. Кстати, дело полезное — прореживают лес от мелколесья. Потом мы идём домой, обычно без всякого принуждения, а люди заглядываются: какая дружная компания!