Не увидели они, как в один будничный день громадина ни с того ни с сего покачнулась и сдвинулась на четверть шажочка. А потом пошла, пошла, пошла и поехала!
С безумным рёвом понёсся шкаф по длинному коридору седьмого этажа. Срывая дорогой ковролин и выворачивая напольные старые доски. Весёлым фейерверком разлеталась из-под его днища щепа плинтусов, и радостно сыпались сверху потолочные, гипсокартонные плиты. Хорошо ещё, что никто из офисных мудаков не возник на пути у шкафа. А то бы пришлось тогда его ошмётки со стен и пола соскребать.
Что-то на удивление свободное исходило от этого ускоряющегося движения! Какое-то чудесное явление творилось наперекор всему, вразрез с тесным, убогим мирком офисов и конторок! Нечто фантастическое, непостижимое, естественное, по-первобытному звериное и вместе с тем очень счастливое! Шкаф нёсся по коридору всё быстрее и быстрее, грохот всё усиливался и усиливался, указательные пальцы сотрудников всё глубже и глубже погружались в ушные раковины. И вот загадочный объект, пробив толстую кирпичную стену, вылетел на свободу. И тут же поток живого солнечного света и птичий щебет очень символично ворвались в тусклый офис.
По инерции пролетев ещё метра три, железный шкаф на миг завис в воздухе, а потом п…анулся с высоты седьмого этажа, прямо на — припарковавшуюся у входа — роскошную "Ауди".
Генеральный директор, обеспокоенный грохотом, покинул кабинет и, поправив на носу очки в золотой оправе, ошарашенно посмотрел на пробоину в стене. Гнутые прутья арматуры с кусками красного кирпича торчали из её краев. А по ту сторону сияло чистое мартовское небо. Пахло крошёным бетоном и свежестью пробуждающейся природы. Несколько перепуганных личиков выглянули в коридор. Менеджеры, бухгалтеры, аналитики замерли в ожидании продолжения бедствия.
— Что это было? — еле ворочая языком, спросил генеральный свою секретаршу, усыпанную серой пылью.
Несчастная девушка скуксилась и невнятно пискнула.
После вылета шкафа рассудок босса слегка помутился. Через несколько дней ему даже пришлось вправить себе мозги на дорогостоящем тренинге. Ну, а шкаф, смяв в лепёшку пустой автомобиль, так и остался лежать в полной неподвижности, покуда аварийная служба не увезла его в неизвестном направлении.
По логике вещей, шкаф должен был улететь куда-нибудь на Марс или хотя бы расколошматить фасады сотне московских офисов. Но нет! Его движение ограничилось лишь разгоном по коридору и выбросом из здания. В том-то и дело, что логика здесь ни при чём!
А что если неожиданное оживление или пробуждение шкафа вызвались офисной тягомотиной? Или наоборот: шкаф просто решил покончить с собой, не выдержав ежедневной пытки присутствия в муторном учреждении? Что тогда? А?..
Абсолютно ясно одно — могучий железный монстр оказался возвышенным созданием. Благородный, он несколько лет возвышался над мельтешнёй живчиков в белых воротничках. А потом взял и…
Многие пытались рационально объяснить поведение шкафа. Но ни к чему, кроме депрессии, эти попытки не привели. И никто из офисных придурков не захотел просто взять и принять выходку шкафа, без каких-либо объяснений. Принять и порадоваться необъятности сущего.
Хотя, большинство свидетелей ЧП забыли о случившимся через неделю. Как известно, восьмичасовая работа (плюс час на обед, плюс три часа дороги) — залог адекватности существования современного человека, начисто стирает разнообразные посторонние мысли.
Лидия СЫЧЁВА ТРИ ВЛАСТИ
РАССКАЗ
Ветреный, сизый вечер. Осень, стынь. И всюду — свинцовый цвет — в низко насупленном небе, брусчатке Красной площади, решётках Александровского сада, в шинелях ладных и вежливых военных, что проверяют документы у Троицких ворот.
Сергей спрятал паспорт во внутренний карман пиджака, и, не спеша — время у него было, — зашагал по мосту, ведущему в Кремль. Он остро досадовал на себя, на свою неловкость, непривычность к подобным процедурам — был он, кажется, слишком суетлив, когда подавал документ и приглашение в конверте, напечатанное на отличной, очень плотной бумаге цвета топлёного молока: "Уважаемый… Имеем честь… Будем рады видеть Вас на приёме… Сбор гостей…" Впрочем, другие приглашённые, как он заметил, тоже чуть волновались, нервничали. Сердце его билось радостно, беспокойно — будто в ожидании чуда, которое обязательно должно с ним сегодня произойти.
Сумерки быстро сгущались. Он миновал куб из стекла и бетона — здание Дворца Съездов, и, повинуясь интуиции (спросить не у кого, другие гости давно его обогнали, да и стыдно было бы признать себя здесь новичком) повернул направо. Дул резкий, пронизывающий ветер, было зябко, словно ранним утром, когда из тёплого дома выходишь на неприветливую улицу. Тьму пространства разрезали толстые, мощные лучи прожекторов. Свет падал мягкий, тёпло-золотистый. Ноги сами вели его в нужном направлении — и Сергей вдруг узнал, угадал Соборную площадь, столько раз виденную им в учебниках истории, в документальной хронике и даже в кино.
Он оказался один, совершенно один, на этом небольшом квадратике кремлёвской земли, стеснённой древними соборами, где, как он помнил, покоились древние государи земли русской.
Ветер внезапно стих, контуры храмов тёмными громадами вырисовывались в небе, и что-то таинственное, древнее, грозное, много больше, чем человеческая жизнь, неожиданно явилось перед ним.
Сергей ошеломлённо сделал несколько шагов и наконец застыл в центре площади. И вдруг он со страхом, а после с ликованием услышал, как бьётся сердце великой страны. Он мог поклясться — эти глухие, размеренно-тяжёлые удары, кажется, доносились из тьмы веков; они были могуче-основательными, глубинными, но — он повёл плечами, так жутко ему стало — иногда будто замирали, пропадали, и всё равно услышанные тоны казалось величественными, прекрасными. Глаза его мгновенно стали влажными.
Он был, конечно, взвинчен, взволнован, восприятие его было слишком нервным, острым; Боже мой, вихрем пронеслось в его голове, неужели, ощутив то, что сейчас почувствовал он, можно чего-то бояться?! В смысле — бояться умереть, пострадать за это великое сердце, чтобы оно билось дальше и дальше, всегда?!
Ему казалось, что он мчится на лыжах с огромной горы, и душа его трепещет — он должен сейчас разбиться, погибнуть, но он всё летел и летел; так вот, успевал он думать, неужели, почувствовав свою призванность владеть и властвовать, можно ещё чего-то хотеть?! Смешными в этот миг — вроде детских игрушек — казались ему мирские сокровища — дворцы, яхты, счета в банках, экзотические острова. Все они будто лежали у его ног, а он предпочёл им вечность… Он вдруг почувствовал себя Иваном Грозным, Македонским, Цезарем и ему казалось, что это он правил настоящим, прошлым и будущим разноплемённой империи.
Перед тем, как пройти в зал приёма, нужно было зарегистрироваться у симпатичных молодых людей (они называли номер столика, Сергею достался 21-й), и этот церемониал собрал даже небольшую очередь — человек в 10-15. От резкого запаха стойких духов, от чужих обострённых энергий, которыми, казалось, была переполнена атмосфера просторного и роскошного помещения, у него закружилась голова. Сергей старался, чтобы взгляд его не был пристальным, он чувствовал в себе особую собранность, ясность и чёткость в движениях, которая когда-то появлялась у него перед горнолыжными соревнованиями (теперь он забросил спорт — жаль, конечно). Он пытался смотреть мягко, вести себя раскованно, естественно, но был напряжён, и видел то, на что в обычные дни совсем не обращал внимания.
Были здесь дамы после сорока, одетые по-женски, но с такими закаменевшими лицами, что он понял — множество государственных или деловых обязанностей давно поглотили их пол, и они даже не подозревают о радостях физической любви; были богачи, миллионеры (или даже миллиардеры), они вели себя как завсегдатаи, их "статус" выдавали не бриллиантовые запонки, а многолетняя привычка к дорогой одежде и "светскость", с которой они вели беседы с себе подобными; были растерянные новички со свежими, как правило, плохими прическами и неуклюжими нарядами; были чиновники — "кувшинные рыльца" — от сидячей работы у них сильно обвисала та часть тела, откуда растут ноги, странно, что таких физических явлений не наблюдается, допустим, у водителей автобусов, подумал Сергей.