Лауреатом Волошинской премии в номинации "За вклад в культуру" стал один из создателей и первый директор Дома-музея М.А. Волошина, автор многих монографий и книг о Волошине, составитель издающегося по сей день полного собрания сочинений Волошина Владимир Петрович Купченко (посмертно). Диплом и денежная часть премии в размере двух тысяч долларов была вручена его жене Р.П. Хрулевой (Санкт-Петербург), много лет работавшей рядом с Купченко и ныне продолжающей его труды. Меценатом премии в этой номинации является Благотворительный фонд поддержки современной русской поэзии "Реальный процесс", который возглавляет главный редактор первого в мире глянцевого поэтического журнала "Поэтому" Анна Токарева, а победителей в этой номинации определяет Оргкомитет премии, председателем которого избрана известный прозаик, лауреат международных премий, первый секретарь Правления Союза российских писателей Светлана Василенко.
В традиционном Коктебельском турнире поэтов, проводящемся в пятый раз, победил москвич Вадим Жуков. Всего в турнире поэтов приняли участие 30 человек. Специальным дипломом турнира награждён самый молодой его участник 11-летий москвич Арсений Павловский, читавший на турнире собственные стихи. Профессиональное жюри турнира возглавлял старейшина российского поэтического цеха Кирилл Ковальджи.
Участники фестиваля выступили в Феодосии в рамках фестиваля "Встречи в Зурбагане". Вечера по итогам фестиваля и конкурса также состоятся в литературных клубах Москвы.
Оргкомитет конкурса, премии и фестиваля с радостью примет помощь меценатов и добровольных помощников по организации и проведению всех наших проектов.
СТИХИ
Андрей ТАВРОВ
(Москва)
***
Прогулка по набережной оснащается сором.
Бабочка, как поток света, долетает до линзы
глаза, переворачивается,
проникает в розовый край, в котором
млечной строчкой череп прошит, горячо, книзу.
Влажный единорог тянется от фонаря,
пробивает глаз, сгорел и воскрес, перевернут.
Звезды выпадают из гнёзд, как цифры календаря.
Сколько глазниц на небе, коробов сколько там, комнат!
Подруга жизнь несёт подбородком, как Амадей скрипку.
Царский раствор нищеты и зелёной звезды крепчает.
Золотую из глаза в волнах залив достает соринку,
И всю-то ночь луна яхты в белом тазу качает.
TRISTIA
1
Я, Назона письмо, покинуло дальний брег
Эвксинский в час, когда яркий и пышный снег,
приурочив к идам декабрьским свой хлад и пыл,
вестью от лебедя к мраморной Леде плыл
и ложился на свиток. И я, оглянувшись вспять,
не привычной бухты лазурный зрело излом,
но то, что летело, как после удара веслом.
Лишь первый снег, один, и нельзя распять.
2
Я устало плыть, почерк нести, вмещать
в себя смыслы и буквы, устало нести печать.
Так однажды нос устаёт разрезать волну,
и замерзший перст теребить устаёт струну.
Так вот та, которой не стоит ни лавр, ни век,
в лабиринте времён в закоулок вошла иной -
он похож на твой - колонной, розой, длиной,
и у вас один минотавр, но несхожий снег.
3
Я лежу, как лопасть бабочки, всё в чертах,
в дебрях светлой Эллады, в озёрах её, кустах,
в разводах метаморфоз,
в жужжанье горячих ос,
в беготне карминной наяд и в потёках слез.
Я лежу на скамье, на карте Империи, я
вижу ясно, как входит росчерк в поток реки,
как бежит волна по светлым буквам строки, -
как мир и стихи смыкают свои края.
4
Всех чудовищ, ламий, всех светозарных псов,
всех русалок и дев полнолунных подводных снов,
вижу Пана, Сирингу, наяд, близнецов, эвменид,
златокудрую перепись лиц и темь ресниц -
вся их жизнь, пестрея, бежит за края письма,
припадая буквой к заливу, слезой - к весьма
перепутанным тропам,
сбегающим к понту, вниз.
5
Я Назона письмо, я вижу, как сильный ветр
морщит воду, как скатерть,
сгибает ливанский кедр,
как трепещет парус, назад завернув края -
туда, где рождался мир. Где лежало я
не свитком с латынью, но шумом иных начал -
державным Словом, дыханием Духа, днём,
отделившим от мрака свет, утопая в нём.
Удлиняясь платьем, разбившимся о причал.
6
Меня больше нет - лишь сквозной золотой поток
от начала времён до конца - через почерк строк,
через светоч глаз, через мельницы пылкий круг,
пролетая от понта - туда, в незакатный Юг
и колыша тростник, и вращая звезду, судьбу,
Пана шерсть раздирая прозябнувшей парой крыл,
обращая - сквозь флейту - того, кто пел и любил,
в закусившую алую - через века - губу.
7
От начала дней, до конца, до залетейских вод
я - Назона письмо, карта мира, его исход,
трепетанье ветвей, стриж над Троей, ресницы взмах,
ход Архангелов сфер, вещий дух и дорожный прах,
семь поющих Гармонии, как семь дисков, летящих насквозь,
атлетических нот, что расчислил Гомера перст,
и с тех пор - эта ширь. Так страдальца вознесший крест
удлиняет до сердца Господня земную ось.
8
Тихо мачта вбегает в закат. За кормой - прибой.
За ним - горизонт и небо, где нам с тобой
в длинных пёстрых аллеях, мелькая, летит листва,
где руно золотое рыжих волос и слова
обретают выпуклость, плоть, а прибой - аккорд,
в сильном свете колен где распахнут последний край
золотого хитона Жизни, захлёстнут в Рай.
Где горячий глаз доплывает в последний порт.
9
Я Назона письмо. Я о том, как платье шумит
в пылком ветре, о том, что никто не будет убит,
что пронзает улиссовы кольца навылет стрела
превращений, что, вылетев из ствола
флейты нотой-наядой, - поёт. И пространство бежит в два конца,
отражённое в зеркале вод иль в ничьем зрачке,
где уловлен Амур. Где Психея дрожит в сачке.
Где дыханье и тишь. Да круги золотого кольца.
10
Я вбегаю в простор, где бредёт сквозь лазурь Филоктет,
я вбегаю в костёр, превращаясь в мельканье и свет
там, где губ акварельных на чаше небесной печать -
это птицы, две алые птицы в закате кричат.
Я Назона письмо, словно плат и заплата, поток,
золотая чащоба осыпанных пудрой волос,
мельтешение слова в закатном пожаре полос
и зажжённый, как губы, с причала последний платок.
Mарина КУЛАКОВА
(Нижний Новгород)
MARINA
Уж сколько миллионов лет песка,
Камней… Смеёшься ты? - курорты…
Позируешь художникам: тоска -
до звёзд морских, и до морских коньков,
в спираль тоски закрученных.
До спорта.
Зачем мне, море, твой скалистый смех
И тихая безбрежная улыбка?
Молчи, ты улыбаешься для всех.
Легко и зыбко.
Но я могу с тобой поговорить,
Не делая из этого секрета,
Хоть в рифму, хоть без рифм, - мы будем жить,
Нам всё равно, и так ли важно это?
Ты - моё имя.
Что ты скажешь, нет?
Диагноз? - нет, бывает и страшнее, -
Меня зовут Мариной сотни лет.
Есть имена печальней и смешнее.
Марина, ты…
Глоток сухой воды.
Сырого солнца, взятого с отлива.
Марина, ты… И здесь мои следы.