Абдулаев Чингиз
День Луны
Чингиз Абдуллаев
День Луны
Путь же беззаконных - как
тьма; они не знают, обо что
споткнутся.
Притчи. 4:19
Лунатизм - болезненное со
стояние, выражающееся в бес
сознательных, внешне упорядо
ченньвс, подчас нелепых или
опасных действиях, совершае
мых во сне, которые не запо
минаются.
Часть 1
ДЕНЬ ЛУНЫ. УТРО
Москва. 05 часов 39 минут
Автомобиль плавно въехал во двор. Там уже находилось несколько машин, и стоявшие около них люди нетерпеливо поглядывали на часы.
- Проклятые ублюдки, - гневно сказал один из стоявших, высокий мужчина, державший в руках автомат.
- Мы задержались, - виновато сказал один из приехавших, - на переезде у светофора.
- Нужно было выехать раньше, - сказал другой, уже стоявший у своей машины. У него было странное неподвижное лицо, и приехавшие боялись даже смотреть в его сторону. Трое вышедших из прибывшего последним автомобиля молча, с затаенным страхом ждали его решения. Наступила тишина. Столпившиеся во дворе люди также ждали решения этого человека. Он резко махнул рукой. - Форму взять не забыли?
- Нет.
- Ладно, поехали, потом разберемся и с вами, и с Лосем.
Приехавшие облегченно вздохнули, заулыбались, рассаживаясь по своим автомобилям.
Перед тем как сесть в свою старенькую помятую "шестерку", руководитель этой группы обратился к остающимся на даче двоим молодым людям:
- Константин, постарайся подъехать вовремя - там все рассчитано по секундам. И самое главное - вовремя нажать на кнопку. Рассчитай все так, чтобы это было сделано с максимальным эффектом. Ты меня понимаешь?
С максимальным эффектом.
- Конечно. Я все понимаю. Но как быть с группой Карима? Они ведь все видели меня в лицо. И знают нашу дачу.
- Ничего, - сказал его странный собеседник, не меняясь в лице, - они ничего никому не расскажут. Если все закончится нормально, они сюда уже не вернутся.
В его словах было нечто такое, что заставило Константина не задавать больше вопросов.
Он понял, что все давно решено. Поэтому он только кивнул на прощание.
Усевшись в свой автомобиль, он взглянул на лежавший на соседнем сиденье пульт управления и невольно поежился, представив момент, когда ему придется нажимать на эту кнопку.
Первые два автомобиля выехали вместе. Это были "Жигули" шестой модели и "Мицубиси-Галант". Остальные автомобили, в том числе и два микроавтобуса, поехали в другую сторону.
Если бы кто-нибудь мог заглянуть в этот момент внутрь машин, то, возможно, очень бы удивился. Гранатометы, пулеметы, автоматы были свалены прямо на пол, а сидевшие в них люди меньше всего были похожи на собирающихся в этот воскресный день на пикник обычных дачников. Каждый из них знал, что именно им предстоит через час, но никто не хотел думать о худшем. Многие даже не подозревали, что это будет последний час их жизни.
Москва. 6 часов 02 минуты
Они спускались все вместе. Впереди шел подполковник Ваганов. Даже он, много раз ходивший по этому тяжкому пути, испытывал некоторое волнение, понимая, как опасно вообще появляться в этом бетонном бункере. За ним шли еще двое офицеров. Все они, включая подполковника, были сотрудниками семнадцатого управления. Как и полагалось, сопровождающие шли, чуть отставая, словно уступая сомнительную честь быть первым в этом коридоре подполковнику.
Оба офицера были почти ровесниками, им было по тридцать пять лет. Майор Сизов и капитан Буркалов. Здесь не бывало пожилых офицеров, отбывающих "свой номер" перед уходом на пенсию. Такие просто не смогли бы выдержать той чудовищной психологической нагрузки, которой подвергался каждый из офицеров, входивших в это бетонное хранилище.
Они находились глубоко под землей. Сюда не долетали посторонние звуки, не было никаких посторонних шумов. Только гулкие шаги трех офицеров раздавались в пустынных коридорах этого невообразимого подземного царства. Построенное на большой глубине в толще земли, хранилище было сделано с таким расчетом, что могло выдержать прямое попадание атомной бомбы. Или стихийное бедствие почти катастрофического характера, которого никогда не бывало в этом отдаленном районе Москвы.
Но даже атомная бомба, даже землетрясение или другой катаклизм, вызванный силами природы, которые могли тут случиться, не были столь ужасны и опасны по последствиям, чем те, что могли произойти в случае разрушения этого хранилища. Здесь была собрана так называемая "коллекция" бактериологического оружия бывшей огромной империи. Здесь хранились образцы тысяч и миллионов смертоносных вирусов, о многих из которых человечество давно забыло. И которые могли в случае обретения свободы принести человечеству неисчислимые страдания, словно сотворив сам образчик человеческого ада на Земле.
Собранные в те недавние годы, когда человечество было разделено на враждующие стороны и каждая из сторон стремилась к обладанию абсолютным оружием, они были последним шансом каждой из сторон, последним резервом, который можно было применить в случае поражения. Этот резерв имел не просто невероятный разрушительный потенциал. Вырвавшись наружу, как джинн из бутылки, он мог уничтожить человечество, не разбирая национальных границ, идеологических и конфессиональных различий, цвета кожи. Это было оружие абсолютной мощи, применить которое можно было только в случае абсолютного поражения. И только тогда, когда шансов на спасение не оставалось.
Неизвестно кем и когда названное "национальной коллекцией", словно в насмешку над собранными здесь образчиками смерти, хранилище вирусов было одним из самых охраняемых и самых секретных объектов в новой России. И последним шансом нанести страшный удар неприятелю даже в случае полного поражения. И хотя в России было много настоящих коллекций, включая Эрмитаж и Третьяковскую галерею, которыми действительно можно было гордиться, биологи, проводившие здесь разработки и опыты, по-своему гордились этим хранилищем.
Но в последние годы "коллекция" начала видоизменяться. Огромные запасы разносчиков чудовищных болезней начали уничтожаться.
Сказывалось и изменение общей политической обстановки, и отсутствие прямой угрозы стране, и даже резкое сокращение финансирования подобных опытов, когда само понятие "биологическое оружие" постепенно забывалось, а почти все страны уже подписали и присоединились к конвенции, запрещавшей применение подобного оружия.