Проходя через пилоны, он почувствовал, как дрожит под его ногами земля от барабанной дроби. Он стал проталкиваться вместе со всеми в заднюю часть святилища. Пурпурные шторы, свисавшие с серебряных колец, что-то скрывали. Но фонари и светильники горели ярко.
Отборная шарданская стража встретила Майатама у входа. Он получил указание пройти в шатер — личную резиденцию фараона, как сказали ему. Там он нашел своего двоюродного брата в окружении его любимых придворных. Принц заметил, что Рамсес был облачен в одежды из гофрированного льна — самые торжественные, а его голова клонилась под красными и белыми коронами, тонкая шея гнулась под весом воротников с драгоценностями, тяжелых нагрудных украшений и золотых цепей. Майатам заметил также и то, что глаза фараона ярко блестели (хотя это могло быть от лихорадки) и что его обычно бледные щеки были синевато-багровыми от волнения (хотя, возможно, от краски). Рамсес посмотрел в его сторону, и принц склонился пред ним в поклоне.
— Брат! — воскликнул фараон. — Наконец-то ты здесь. Теперь можно начинать. — Он кивнул слуге. Рамсес сделал движение, чтобы поднять Майатама на ноги. — Я очень хотел, чтобы ты приехал сегодня и увидел все своими глазами!
— Но… что я должен увидеть, ваше величество?
— Что-то, о чем ты должен обязательно рассказать другим нашим братьям в Пи-Рамсесе. Я очень хотел, чтобы они тоже были здесь, но не мог более ждать ни минуты. Так что ты должен описать им в точности все, что здесь увидишь!
— Безусловно, я сделаю все, чего желает фараон.
Барабаны убыстрили свой бешеный темп, и слуга вернулся, прошептав что-то на ухо фараону. Фараон быстро прошел, откинув полу шатра, в отгороженную часть святилища. Майатам смотрел ему вслед, и душу его терзали дурные предчувствия. Его глубоко беспокоила странная, улыбчивая манера брата.
Оставшиеся придворные расселись, и принц остался один, замешкались только двое. Майатам не сразу их заметил. Но, оглядываясь в поисках своих слуг, он случайно обратил внимание на то, что эти двое — юноша и красивая женщина — пристально смотрели на него, вопиющим образом нарушая тем самым придворный протокол.
Глаза Майатама угрожающе вспыхнули — на принца царских кровей не полагается так смотреть, — и резкие слова уже готовы были сорваться с его губ. Но он проглотил их, когда внимательнее присмотрелся к женщине. Что-то знакомое было в ее взгляде, в ее пепельной коже, в ее глазах цвета Нила в пору разлива…
— Ты не узнаешь меня, великий принц? — проговорила женщина, словно прочитав его мысли.
— А разве я должен тебя узнать? — лаконично спросил Майатам, раздраженный тем, как смело она к нему обратилась. По правилам ей следовало ждать, когда он сам заговорит с ней. Ему не нравилось то, каким распущенным сделался двор его брата! Каждый придворный чувствовал себя вправе без приглашения болтать все, что ему вздумается, члену королевской семьи. Когда придет его очередь быть на троне, подумал он…
— Я думала, что ты вспомнишь тот случай… — продолжала трещать женщина, прерывая его мысли. Она обернулась к стоявшему подле нее юноше. — Мой друг был тогда со мной. Возможно, его ты вспомнишь? — Выражение лица юноши было до странности злобным, и принцу он даже не поклонился.
— Неужели я могу помнить каждого, с кем мимолетно встречался? — холодно заметил Майатам. — Моя жизнь и Египте полна…
— Мы встречались не в Египте, великий принц, — перебила его женщина. — Это было во время твоего недавнего пребывания в Вавилоне…
Майатам побледнел. Никто не должен был знать о его тайной поездке в Месопотамию, где он приказал Менефу убить жену и друга ненавистного Симеркета.
— Но я никогда не был в Вавилоне… — забормотал он.
Женщина снова решительно перебила его.
— Я еще уронила тебе на колени поднос с леденцами. Теперь вспоминаешь?
Принц почувствовал, как на его верхней губе выступили капельки пота. Теперь он знал, кто они такие! Боги египетские, они что, духи? Духи явились, чтобы терзать его? Он начал медленно пятиться и трясущимися руками сжал льняные занавески, висевшие позади него. Они должны были быть мертвы!
Женщина рассмеялась, видя его смятение.
— Теперь я могу признаться, что сделала это не случайно, — сказала она. — Надеюсь, что ты простишь меня, но ты говорил в тот вечер такие мерзости о моем муже!
Майатам, который был уже у выхода, быстро повернулся, столкнувшись с худым долговязым мужчиной. Тот сверкнул на него черными как агат глазами.
— Симеркет! — выдохнул принц.