– Да… не устаю удивляться… жили же наши предки!.. – восхищенно выдохнул Дрягва, жадно впитывая огромность зала, призрачную роскошь покрытой толстым слоем пыли и плесени мебели, высокие потолки с лепниной, огромную, будто именинный пирог короля, позолоченную люстру на тысячу свечей[14] в центральной розетке и исполинский – как парадные ворота дворца – камин у дальней стены.
– Клянусь своим замком, в этой комнате поместится половина моего заново обретенного городского дома!.. – восторженно постучал себя в бронированную грудь кулаком Жермон.
Старые латы, последний писк оборонной моды более чем полувековой давности, отозвались глухим звоном, словно побарабанили по полупустому ведру с картошкой. С потолка посыпалась пыль и сухие мухи.
– И весь ваш замок, – издевательски покривил тонкие бескровные губы Брендель, как бы нехотя оторвавшись от рассматривания роскошного некогда убранства почти бескрайнего зала. – Нет, милейший Жермон. Ваши предки так никогда не жили. Не вводите в заблуждение непосвященных… Иван и Серафима переглянулись: «Ага, это про нас!»
– …Род Жермонов, рассказывал мне дед, всегда любил пустить пыль в глаза, – пренебрежительно растягивая слова, Брендель многозначительно стряхнул с плеча мумифицированные останки большой зеленой мухи и целенаправленно продолжил компрометацию соперника в глазах жюри, – и на пирах, балах и охотах, не задумываясь, спускал все те немногочисленные деньги, что успевали заработать их крестьяне и ремесленники.
– А мой дед рассказывал мне, что ваши предки, записные скупердяи, во время наших пиров и балов таскали со стола заморские плоды и южные вина и уносили за пазухой и в рукавах домой, потому что они скорее удавились бы, чем разорились на их покупку! – не остался в долгу милейший барон.
Карбуран и Дрягва раскатисто и гулко расхохотались, захлопали себя по тощим ляжкам и затрясли головами, словно более смешной шутки они не слыхали за всю свою жизнь.
Брендель побелел от злости, скрипнул зубами, рука его потянулась к рукояти меча, рука Жермона – тоже, но ссору с членовредительством успела предотвратить Находка.
– Как тут было красиво, наверное, когда здесь жили люди!.. – не замечая готовых изрубить друг друга в салат противников, мечтательно протянула она, щелкнула пальцами, и в воздухе повис, медленно вращаясь и переливаясь, шар из теплого бело-желтого света размером со средний арбуз.
Полумрак нервно съежился и отступил в дальние углы, оставляя поле боя за ученицей убыр и ее светильником.
– Смотрите, тут фигурки у стен стоят!.. И не деревянные, как в замке, а медные!.. и каменные тоже есть!.. – удивленно восклицала Находка, неспешным, благоговейным шагом передвигаясь от статуи к статуе вдоль стены и заколоченных окон. – Люди ровно настоящие… Только пыльные и не шевелятся…
Ожидающая принесения присяги группа, состоявшая процентов на восемьдесят из видавших виды циников, мысли которых еще минуту назад были заняты совсем другим, словно заразилась искренним восхищением деревенской девушки и, как заколдованная, двинулась рассматривать творения старых мастеров и удивляться вместе с ней. Самым последним шел и удивлялся граф Брендель.
«Что здесь делает верява? Сдается мне, что эти лукоморцы что-то со своей клятвой не договаривают. Не нравится мне всё это, ох, не нравится. С Сорокопутом бы посоветоваться, да поздно…»
– …Интересно, кому этот дворец принадлежал до того, как покойный Бессмертный воцарился в Стране Костей? – заложив руки за спину и склонив голову набок, Иван, словно в музее, прохаживался от статуэтки к картине, от картины к истлевшему гобелену, от гобелена к мозаике и утешал себя мыслью, что бывшие хозяева не выставили бы на всеобщее обозрение ничего такого, что не хотели бы показывать посторонним глазам, и что вовсе он не вторгается незваным гостем в чужую жизнь, а просто заглянул с неофициальным дружественным визитом, а хозяев не оказалось дома.
– Какому-нибудь герцогу, барону или виконту, – пожала плечами Серафима, внимательно разглядывающая в этот момент скульптурную композицию, изображающую схватку медведя и кабана. – А что?
– А, может, это тоже был дом графов Бренделей? Или баронов Дрягв? – меланхолично улыбнулся Иванушка.
При этой мысли выражение лиц костейской знати изменилось как по мановению волшебной палочки: из отстраненно-ленивых они превратились в алчно-хищные, глаза оценивающе сверкнули, руки сами собой растопырились в защищающем добро и частную жизнь жесте…
– А вот, посмотрите! – Находка первая добралась до конца зала и остановилась перед камином. – Здесь на стенке из гипса вылеплен какой-то зверь на щите! Может быть, это ихний герб?
– Где?.. – моментально позабыв о красотах и чудесах обстановки, гости с почти неприличной скоростью зашагали к камину: несмотря на долгие пятьдесят лет и смену поколений, геральдику и генеалогию всех древних родов страны изгнанные дворяне царства Костей знали как алфавит.
Но любопытство и желание освежить в памяти уроки детства были тут не причем, всё было гораздо проще и приземленнее: каждому из четырех претендентов не терпелось объявить и этот дворец своей законной собственностью.
Конечно, в преданиях их семей о нем никогда и ничего не упоминалось, но если дом невзначай принадлежал родственному роду, который не успел унести ноги от узурпатора или даже сообразить, что их надо бы унести…
– Вон, над верхним краем, – золотистый шар поднялся, куда указывала его хозяйка, и послушно осветил пыльный геральдический барельеф-щит размером с настоящий.
Серафима заинтересованно проследила взглядом, куда показывал шар и палец Находки, и увидела идущего на задних лапах пружинистой походкой и добродушно улыбающегося во всю пасть медведя в огромной развесистой короне, больше похожей на шутовской колпак. Вдобавок к тому, что лесной великан предавался такому легкомысленному времяпрепровождению, в передних лапах он еще зачем-то нес кайло и какую-то заостренную палочку. Не исключено, чтобы выковыривать из бревен муравьев. А кайло… чтобы высекать себе на зиму пещеры?
– Он вам знаком? – с замиранием сердца задал вопрос Иван.
Наконец-то тьма времен отпрянет, и забытый хозяин дворца, сгинувший, может, в смутное время после смерти старого царя, снова обретет свое имя…
– Да, – со странным самодовольством кивнул барон Карбуран. – Мы его все знаем.
– Это городская резиденция царского дома страны Костей, – с не менее удовлетворенным видом продолжил Жермон.
– И, стало быть, по окончанию состязаний она станет принадлежать одному из нас, – высказал мысль соперников барон Дрягва с таким умиротворением, что только слепоглухонемому было бы еще непонятно, кого он считает стопроцентным победителем в этих испытаниях.
– Царского дома? А вы уверены? – уточнила, вдруг заинтересовавшись, Серафима. – Может, медведь был в гербе нескольких родов?
– Нет, – не задумываясь, замотал лысой головой Карбуран. – Медведь с кайлом и резцом – символами южной и северной частей царства – был гербом и государства, и царского рода Медведей. Они основали нашу страну семьсот семьдесят с чем-то…
– Семьсот восемьдесят три, – с уничижительной любезностью не замедлил подсказать Брендель.
– Да, я и говорю, – с открытой неприязнью зыркнул в его сторону барон и продолжил: – Они были основателями, и их родовой герб стал гербом страны. Остальные роды не могли иметь медведя на гербе. Дворяне согласно закивали.
Дрягва сделал знак знаменосцам, и они послушно развернули знамена, демонстрируя иноземным гостям изображения на них.
– Смотрите: на моем гербе – винтокрылый селезень, у Бренделей – алмазный крот, у Карбуранов – бородавочник с шестью клыками, у Жермонов – саблезубый барсук… А покровителем рода Медведей был горный медведь. Есть предание, что в числе их предков и вправду был самый настоящий медведь, и поэтому царский род никогда не охотился на медведей. Сказки это или просто выдумки придворных лизоблюдов-летописцев – доподлинно не известно, но любой отпрыск царского рода действительно мог спокойно зайти в пещеру или берлогу к настоящему голодному, раненому или бешеному медведю и выйти живым и невредимым.