– Вруна!!!
– Я не при чем тут, ваши величества, медведем клянусь, чтоб меня верява забрала!!!..
– Молчи, изменник!..
– Ты и Мечика, наверное, убил!..
– У-у, мерзавец!..
– Был бы ты жив – я бы тебя!..
– Погодите, погодите, погодите… – замахала на них руками и взялась за медленно начинающую гудеть от призрачного крика голову царевна. – Если я всё правильно поняла, то вы хотите сказать, что Мечеслава здесь нет, а вместо него похоронили этого… как тебя звать-то хоть, бедолага?
– Олешка, ваше высочество, – несмело поклонился дух, под шумок выскользнувший из-под увлеченного разговором седока и вернувший себе человеческий облик. – Бортник я. Из Неумойной. Я ведь не вру. Вы спросите там – меня все знают…
– Ты с царевичем Мечеславом знаком был? – задумчиво оглядывая разряженного в царские одежды пчеловода, спросила Серафима.
– Никак нет, вашвысочество! Не был, медведем клянусь! Забери меня верява, если я вру! – горячо затряс головой тот. – Вы ж сами подумайте! Откуда нашему брату брата царского знать?!
– А как на его место тогда прокрался? Рассказывай, охальник! Всю правду говори! Я своими глазами видел, что Мечика хоронил! Настоящего! – гневно набычился и сжал кулаки Нафтанаил. – Мне ли брата не признать!
– Да разве ж я скрываю правду-то, вашвысочество? – жалобно глянул на Сеньку, словно призывая ее в свидетели, Олешка. – Я ж ничего и не думаю скрывать! Только вы мне все эти годы слова сказать не давали ведь! И спрашивать не спрашивали! Только шпыняете да гоняете!..
– Кончай болтать, дело говори! – нахмурился Аникан.
– Так ведь я и говорю, – беспомощно оглянулся на царевну Олешка, перехватил грозный взор Медведей и поскорее затараторил:
– Я ведь к царским родичам и близко не подходил никогда, и знать не знал, и ведать не ведал… И как попал сюда – не представлю до сих пор… Помню только, что иду я по лесу недалече от нашей деревни, силки проверяю… ой, то есть, грибы собираю, хотел сказать!.. и слышу нежданно-негаданно где-то впереди далеко рев, да крики, да рык… Сначала громко, а через минуту вроде как затихать стали… Наверное, зверь лесной кого-то подрал, думаю. Побежал поглядеть – нельзя ли вещичек каких… ой, то есть, можно ли помочь кому, хотел сказать!.. Ну, кроме зверя, конечно. Бегу по тропинке это я, бегу… и вдруг натыкаюсь на спину чью-то. Оборачивается на меня этот мужичишка… И вдруг в очи мне красным как полыхнет!..
– И что?
– И всё.
– Что – всё? – подозрительно прищурился Аникан.
– Всё – всё, – развел руками бортник. – Не помню больше ничего. Как топором отрубило. Очнулся потом – а я уже здесь…
– А что за человек там был?
– Дворянин?
– Военный?
– Охотник?
– Д-да нет… – сконфуженно покосился на товарищей по подземелью Олешка. – Не помню я… Правду говорю – не помню… Медведем клянусь… Чтоб меня верява…
– Стоп, – вскинула ладошки Сенька, и глаза ее вспыхнули зарождающимся озарением. – Стоп. Оставь в покое медведя. И веряве ты не нужен, не уговаривай. Ты лучше мне такую штуку скажи, брат Олешка. Почему ты его «мужичишкой» назвал?
– А как его еще назвать-то? – снисходительно хмыкнул рослый бортник. – Маленький, лысенький, тщедушный, в каком-то балахоне черном застиранном… И глаз один. Так что он точно не охотник, ваши величества. С одним глазом какая уж тут…
– Костей, – в один голос, будто репетировали неделю, выдохнули Медведи и Серафима.
– Что?.. – испуганно осекся Олешка.
– Это был Костей, колдун, – начиная понимать то, что теперь она понимает гораздо меньше, чем до визита в семейное убежище Медведей, медленно проговорила царевна. – Ты сам сказал: красная вспышка. Его магический Камень был красным. Он убил тебя Камнем Силы и чарами заставил всех поверить, что ты – это и есть царевич Мечеслав.
– А где тогда брат? – встревожено подались вперед Незнам и Нафтанаил.
– Где мой сын?!.. – схватился за сердце Аникан.
– Это нам и предстоит выяснить, – сурово насупилась и решительно поджала губы Сенька.
– А получится ли, девица? – обеспокоено заглянул ей в лицо Незнам.
– А вот это уже второй вопрос, – честно призналась она. – Но будем стараться. Это я вам обещаю.
– Мы чем-нибудь помочь можем? – отважно выпятил полупрозрачную, обтянутую броней грудь Нафтанаил.
– Естественно! – сделала большие глаза царевна.
– Чем?
– Приказывай!
– Выведите меня отсюда…
– Прошу! – проворно обойдя замешкавшуюся молодежь на повороте, галантно предложил ей руку старый царь, указывая другой вперед.
– Благодарствую, – снова и с таким же успехом[36] попыталась изобразить реверанс Серафима и приняла руку, хоть и стоило ей немалого труда не проходить сквозь нее и, заодно, сквозь своего кавалера.
Сыновья Аникана Четвертого, на ходу поправляя облачения и усы, важно пристроились по бокам почетным эскортом и были уже готовы тронуться в путь, как Серафима вдруг выпустила только что обретенную с таким трудом царскую длань и многозначительно и демонстративно покосилась в сторону замершего нерешительно в сторонке пасечника.
– Погодите, пять сек, ваши величества. А не создалось ли у вас такое впечатление, что мы упустили из виду еще кое-что? А, вернее, кое-кого? Медведи остановились, оглянулись, переглянулись и опустили глаза.
– Ступай, чудо, – смущенно чуть поморщившись, Аникан негромко озвучил решение сконфуженно топчущегося в полуметре от пола семейного совета. – Займись своими делами. Или приляг, отдохни. И… прости нас. Пожалуйста. Что вот так, не разобравшись… А если скучно станет – заглядывай… По-соседски… В прятки поиграем…
– Да ладно уж… чего там… ваши величества… всякое бывает… – незлобиво улыбнувшись, пожал плечами Олешка, низко поклонился Сеньке, развернулся и неспешно поплыл во мрак.
Когда Сенька вернулась в мир живых, на улице уже стемнело, зажглись звезды и половинка луны. С блаженным удовольствием втянув полную грудь ледяного ночного воздуха, она пробежала глазами по темным окнам дворца в поисках покоев, отведенных ими под кабинет, не нашла, но обижаться не спешила. Если свет не горел с этой стороны, значит, он горел с той: Иван спать завалиться без нее не мог по определению. Оставалось только отыскать в восьми крыльях царского дворца ту одну-единственную комнату, где ее благоверный занимался чем-то общественно-полезным[37].
К счастью, мимо с отрешенно-безоблачным выражением человека, каждый шаг которого приближает его к долгожданной кровати и ночному отдыху, в тесном круге света устало догорающего факела проходил Карасич.
Царевна мстительно усмехнулась, весьма кстати припомнив, что за нерадивым хранителем дворцового порядка имеется маленький должок за сегодняшнюю прогулку по подземной полосе препятствий, и решила расплату не откладывать.
– Равняйсь-смирна! – весело выкрикнула она, и эхо радостно поддержало ее, ликующе заскакав по пустому двору.
Стражник ойкнул, подскочил, споткнулся, выронил факел и приземлился на четвереньки прямо у Сенькиных ног.
– Вольна! – довольная неожиданно достигнутым эффектом, скомандовала царевна. Но расчет еще не был окончен.
– Карасич, привет! – подхватила с подмороженного булыжника факел Серафима и любезно вручила торопливо принявшему вертикальное положение солдату. – Где Иван, знаешь?
– Э-э-э… Ваше высочество?.. Ф-фу… Здравия… желаю… – не совсем искренне отозвался солдатик. – Его высочество с Макаром чегой-то пишут в хозяйственной части… по хозяйственной части… там… Спокой…
– А это где? – невинно округлив глазки, поинтересовалась она.
– Туда, и потом туда, – подробно растолковал служивый. – Спокой…
– Туда куда, и потом куда туда? – недоуменно сдвинув брови, уточнила Сенька.
– Ну… туда, потом сюда, а потом туда, туда, так, так, еще раз туда, и снова сюда, – исчерпывающе объяснил Карасич, вычерчивая факелом в ночи план-карту всех «туда, сюда и куда». – Спокой…
Но Серафима, действующая по принципу «сама не сплю, и другим не дам», ласково улыбнулась едва успевшему захлопнуть разрывающийся в зевке рот стражнику, и даже не попросила – сообщила ему:
– Ты меня проводишь.
Кинув тоскливый взгляд в сторону казармы, где тщетно ожидала его прибытия мягкая постель и мятая пижама, Карасич сказал «так точно», прозвучавшее в его устах как «а куда мне бедному-несчастному деваться», и они пошли.