Внезапный треск, визг и топот толчком вывели медведя из ступора – и прямиком в ярость. Проревев сквозь сомкнутые зубы что-то похожее на «деряваразвери», он поднялся на задние лапы, свирепо ударил передними воздух, будто незримого врага, покачнулся, потерял равновесие, упал на все четыре лапы и, неистово рыча, принялся топтаться на месте и исступленно мотать мохнатой башкой. Забыв при этом выпустить барона.
Обмякшее двухсоткилограммовое тело злосчастного претендента на костейскую корону летало вправо-влево, словно тряпичная кукла, изредка задевая деревья, а лесное чудовище с каждым взмахом огромной головы все свирепело и свирепело, и безумный хриплый рев, казалось, уже заполнил до отказа лес, и громадными, сдирающими кожу волнами начал стекаться и заливать город. Было ясно, что еще несколько секунд – и бедному барону придет конец.
Но тут из-под откоса, без кровинки в лице, но с мечом в сжатом до судороги кулаке выскочил Спиридон и с отчаянным воем, едва не заглушившим медвежьи рулады, бросился на опешившего от такой наглости гигантского зверя.
Тот подавился своим рычанием, недоуменно попятился, отступая на несколько шагов, остановился, упрямо мотнул бароном…
Почти двухметровая фигура Жермона в краткую секунду промелькнула мимо острия стрелы.
Сталь замкА вспыхнула ослепительным зеленым огнем, разлетаясь на куски, и кол – прямой наводкой – точно ударил в ту самую загадочную метку, куда так тщательно нацеливали его несколько минут назад артиллеристы. Разбрасывая горящие ветки и уголья.
Двадцатилитровый котел с медленно подгорающим рагу, подброшенный вонзившимся в кострище бревном, подлетел, кувыркаясь, и смачно плюхнулся под задние лапы остервеневшего монстра, щедро выплеснув ему в тыл то содержимое, которое еще не успело прилипнуть к его стенкам.
Чудище взвыло дурным голосом, и, выплюнув недогрызенную жертву, очертя башку ринулось в лес, ломая, сметая и круша всё на своем пути.
* * *– …Ну, а дальше? Что было дальше? – Серафима и Иванушка, переглянувшись напряженно, с одинаковыми мыслями в голове, в один голос поторопили Спиридона с окончанием рассказа о катастрофически окончившейся для барона охоте.
Потрясающую весть о случае на охоте лукоморцы, жюри и конкуренты Жермона узнали только когда вернулись в город вчера вечером, после двух дней бесплодных попыток отыскать в окрестных лесах под дождем, изредка прекращающимся, чтобы смениться снегом, хоть какие-нибудь следы злонравного свина.
Раненого барона в тот же день привезли в город и устроили в его особняке под присмотром бьющейся в истерике бабушки[52], придворных знахарей, придворных шепталок, придворных травников, придворных аптекарей, придворных костоправов и просто придворных придворных. Запеленатый в гипс, как куколка очень большой и очень уродливой нелетающей бабочки, барон Бугемод лежал в беспамятстве, и все подробности позавчерашнего происшествия были известны широкой публике исключительно со слов разбежавшейся в самый кульминационный момент свиты и членов жюри.
Окончание же истории знал только один человек[53], которого и интервьюировали сейчас в бывшем кабинете градоначальника в городской управе.
– Дальше?.. – задумчиво и хмуро, словно еще раз переживая обрушившиеся на их головы события двухдневной давности, повторил гвардеец. – Преследовать мы, естественно, медведя не стали. Как вы, наверное, уже догадались. Оруженосца сняли с елки и в город за каретой послали. Не на руках же бедолагу тащить. Потом вернулись бароновы охотники… Тоже картина еще та была. Одной стороной морды лица изображают героизм, а другая счастьем светится от того, что их в тот момент с нами не было. Потом, когда карета прибыла, погрузили его лакеи со знахарем придворным тихонечко и поехали легонечко. Вот и весь сказ.
– А арбалет? Почему он выстрелил? – вскинул на друга озабоченный взгляд Кондрат.
– А верява его знает… – попытался поднять плечи выше ушей и скроил недоуменную мину Спиря. – ЗамСк я отыскал потом, всю поляну обползал, куски собирал, пока карету ждали. Так вот: он не просто сломался. Как мечом его разрубило. Ивановым, конечно, не каким попало. Там же сталь была – о-го-го! Хвилин, министр наш плавок, или как там его Серафима обозвала, объяснил, что это – усталость металла. Явление природы такое металлургическое. Может, он и верно устал? Вон, в какую даль орудие-то таскали: от зЮмка у верявы на задворках до города, потом туда… Да и, раз умный человек такое говорит, значит, наверное, так оно и есть?..
– А ты сам-то как мыслишь? – Макар с любопытством патологоанатома поднял глаза от заполняемого на лету событиями последних двух дней дневника.
– Сам-то? – переспросил Спиридон, подумал с пару секунд, хмыкнул и махнул рукой. – Чешуя это всё – устал, надоело, голова болит… На десять кусков ведь сразу разнесло! На десять, мужики!.. И бабы… то есть, ваше высочество… конечно… я хотел сказать… Как Находка ручку приложила, вот о чем я!
– Ее не там было, – моментально встал на защиту октябришны Кондрат. – Она деду Щеглику в больничном крыле помогала – в городе эпидемия простудная.
– Да нет, ты чего, я ничего!.. – немедля сдался и принялся оправдываться Спиридон. – Просто говорю, что… А, вообще-то, между нами, какая разница, почему его разорвало? Главное ведь, что если бы арбалет не выстрелил, то и барону пришел бы конец, и мне до кучи. Если бы не драпанул вовремя.
– М-да… – глубокомысленно изрекла Серафима, подведя итог утреннего заседания городского совета в зауженном составе[54]. – Уж да уж… Куда уж… нам уж… уж… А медведь-то, кстати говоря, и впрямь большой был?
Спиридон честно задумался над вопросом, сосредоточенно сведя брови к переносице и подперев щеку ладошкой размером с обеденную тарелку и, наконец, промолвил:
– Конечно, я вашего кабана живьем не видывал… Но если то, что вы расписали, хоть в половину правда, то мой медведь вашему подсвинку как раз под стать. И, если уж на то дело пошло, то вы точно уверены, что тогда именно на кабана напоролись?.. А то, как говорится, у страха…
Но, при виде мгновенной и стремительно выходящей из-под контроля цепной реакции Кондрата и Сеньки, со всеми соответствующими разрушительными и членовредительными последствиями, гвардеец прикусил язык, нервно сглотнул и поспешно пошел на попятную вместе со стулом, уперся спиной в шкаф и поторопился оправдаться, пока волна народного гнева не накрыла его сим предметом мебели и не сплясала на месте его упокоения джигу:
– Да нет, нет, вы чего, ребята, ребята, не надо, я же пошутил!.. Просто я имел в виду, что не может же такое совпадение быть, чтобы два гиганта одновременно в наших лесах объявились!.. Это ж неспроста, вот что я имел в виду!.. Может, это тоже какая-нибудь примета, как дед Голуб про свинью говорил!.. Ребята, ребята!.. Только не ногами! Только не по голове!
– Проницательный ты наш… – слегка удовлетворенная демаршем, но всё еще не успокоившись, царевна отложила трехкилограммовую чугунную чернильницу и нехотя отобрала у Кондрата стул. – С дедом мы про трудности перевода потом поговорим. А сейчас у нас на повестке дня еще два похода.
– Какие? – встревожился Иванушка.
– К ложу болящего барона и в Неумойную, конечно.
– Чур, я в деревню! – подскочил царевич.
Сенька, с языка которой те же самые слова запоздали сорваться всего на пару секунд, скорчила кислую мину, вздохнула и грустно кивнула.
– Ладно… Договорились… Если совесть тебе позволяет… Остается узнать, где это благословенная обитель пчеловодов находится, и – вперед…
– Ну, это просто! – легкомысленно махнул рукой Макар. – В шкафу я видел карту центральной части страны Костей!..
После двадцатиминутного и всестороннего[55] изучения произведения картографического искусства размером три на четыре метра задача уже не казалась совету такой простой.
– Ну что, нашел?.. – то и дело, не отрывая глаз от коричнево-зеленых просторов, спрашивали они друг у друга, и с завидной и тревожащей регулярностью получали один и тот же ответ:
– Не-а… Первым не выдержал Спиридон.