Трубачи конкурентов, почувствовав долгим опытом окончание выступления, выхвати и поднесли было к губам рога, как вдруг, из глубины толпы, яростно расталкивая острыми локтями стоящих впереди, к трибуне и охотникам пробилась старушка. В руках у нее было поднос. На нем – серебряная чара.
Не сводя горящего взора с барона, словно из всех собравшихся на площади для не больше не существовало никого, она подошла к Дрягве, опустилась перед ним на колени и протянула свою ношу.
– Успеха тебе старая Жужелка желает, ваше превосходительное баронство, – прочувствовано проговорила она и подняла поднос еще выше, так, что этот предмет обихода почти стал оправдывать свое название. – Чтоб вы этого самозванца липового побили, самодура надутого, шута горохового, пустозвона тупоголового…
Чем дольше и забористей подбирала бабка эпитеты в адрес конкурента, тем уже становилась физиономия Бренделя и шире – Дрягвы.
– Я требую убрать от меня это… эту… этого… – процедил сквозь сжатые зубы в районе пятнадцатого оскорбления граф. – Немедленно… пока я сам…
– Бабка, бабка, даем тебе еще десять минут, по-быстрому заканчивай, и проваливай, – сердито, но не слишком замахал ей рукой Воробейник.
– Сейчас, сынок, – неожиданно послушно кивнула старуха и перешла к заключительной части напутствия:
– Хотит весь народ наш, чтобы ваше баронство царем нашим батюшкой стали. Потому как лучшего царя нам и придумать нельзя, ни в сказке сказать, ни пером накарябать.
Его баронство расцвело, как хризантема в осеннем саду, а Жужелка с апломбом продолжала:
– Вот, я вашему баронству рюмочку нашу фамильную подарить пришла. Да не пустая она, а отвар составу старинного в ней налит, семьдесят семь трав и корешков в ней, он силы человеку придает, здоровья и удачу подманивает. Хто его выпьет – тому непременно счастье будет скоро. Так сделайте нам несказанную милость, ваше будущее величество, уважьте ваш народ – выпейте за ваше на престол восшествие, и наше процветание.
Супротив такого натиска верноподданнического бреда и неприкрытого подхалимства застигнутый врасплох и не слишком привычный пока ни к тому, ни к другому барон Силезень противостоять не смог.
Самодовольно ухмыляясь в адрес умильно моргающей старухи, примолкшей озадаченно толпы, недоуменно хмурящегося жюри но, в первую очередь, естественно, позеленевшего от злости и зависти конкурента, Дрягва снял с подноса чару и одним могучим глотком осушил ее.
– Стаканчик не выбрасывайте, – напомнила бабка, и барон с покровительственной усмешкой засунул его в карман и похлопал Жужелку по плечу.
– Благодарствуй, старая женщина. Буду царем – не забуду. Обращайся в любое время. Может, даже приму.
– Спасибочки вам, ваше баронство, долгих лет жизни здравствовать, жены хозяйственной и деток побольше, – поклонилась старушка и с кряхтением стала подниматься на ноги. Иванушка бросился ее поддержать.
– Спасибо, вашвысочество, – появилась и тут же исчезла улыбка помощнику, и бабка Жужелка снова торжественно воззрилась на барона. – Ну, не буду превосходительство задерживать. До свиданьичка вам.
– И тебя туда же, – рассеяно ответил Дрягва, мыслями если уже не на троне, то при исполнении последнего задания.
– Дура набитая, – прошипел сквозь зубы граф, провожая недобрым взглядом неспешно удаляющуюся сутулую спину старухи.
– Глас народа – глас свыше, ваша светлость, – издевательски развел руками барон Силезень и обернулся к свите. – По коням, что ли?
Потом коротко бросил графу: «Успехов не желаю», и команда охотников готового к немыслимому взлету рода Дрягв припустила вскачь, навстречу шарахнувшейся в разные стороны толпе.
Пассажирка скромно стоящей на заднем плане старинной кареты с саблезубым барсуком на дверце коротко стукнула в заднюю стенку зонтиком, и почти мгновенно с запяток соскочил и заглянул в окошко молодой слуга.
– Чего изволите, ваше пре?..
– Найди и приведи ко мне эту старушку, Сомик, – густым контральто приказала вдовствующая баронесса. – Я буду ждать здесь.
– Слушаюсь, ваше…превосходительство!.. – на бегу договорил отставной оруженосец, и тут же затерялся в неспешно разбредающейся толпе.
* * *– Дан… приказ… ему на запад… ей… в другую… сторону… – ехал в гору по мощеной западной дороге и тихонько мурлыкал себе под нос будущий царь страны Костей его величество Силезень Первый, как барон начал понемногу себя про себя называть для постепенности привыкания.
– За тем поворотом сворачиваем в лес, ваше величество, – заискивающе улыбаясь и проникновенно заглядывая хозяину в ясные очи, проговорил егерь Куликча[93].
– Ну, не стоит так торопиться, дорогуша, – снисходительно усмехнулся барон Силезень, не скрывая довольной улыбки.
– Так я и не тороплюсь! За поворотом мы в распадок заходим, там на север, дубняк, и кабанов – немеряно! – сделал невинные глазки егерь. Барон от души расхохотался.
– Ай, да Куликча! Хитрее-е-ец, ай хитрец!.. Люблю. Быть тебе через неделю главным царским егерем, помяни мое слово!
– Рад стараться, ваше величество, – скромно потупился мужичок, и в припадке рвения пришпорил коня и выехал вперед – лично проверить, не перенесли ли неизвестные злопыхатели за ночь поворот, не засыпали ли распадок, не выкорчевали ли дубняк.
И поэтому не видел, как его наиболее вероятное величество покачнулось в седле, ухватилось обеими руками за голову и выронило на булыжник карту.
– Ваше величество?.. – встревожено подлетели придворные – кто кинулся за уносимой ледяным ветерком разноцветной бумажкой, кто схватил под уздцы баронского коня, кто под локоток – самого барона[94]…
– Ох… что-то голова… закружилась… – не сводя расфокусированного взгляда с таинственной и постоянно перемещающейся точки где-то внутри своего черепа, барон сполз с послушно остановившегося мерина и, ведомый придворными с самыми сильными и энергичными локтями, на подгибающихся ногах добрался до поросшего молодым лесом и кустами откоса.
– Ваше величество?
– За лекарем послать?
– За знахарем?
– За травником?
– Нет… ничего не надо… всё в порядке… всё хорошо… всё замечательно… Дворяне шумно перевели дух.
– …где моя норка?
– ЧТО?!?!?!..
– Пи-пи… я мышка… маленькая мышка… мне надо… пи-пи… в норку…
И под округлившимися от ужаса взглядами охотников барон встал на четвереньки и принялся разрывать сухую траву под шиповником.
– В-ваше… в-величество?.. – только и смогли проговорить придворные.
– Ваше величество, вы не мышка, вы – царь! – заботливо склонился над разбрасывающим во все стороны лебеду и мерзлую землю срочно вернувшийся на шум Куликча. – Царь наш, батюшка. А царь не может быть мышкой. Кажется, на барона это произвело надлежащее впечатление. Он остановился, поднял голову и жалобно уставился на егеря.
– Не может?..
– Нет, ваше величество, совсем не может, – строго покачал головой коренастый мужичок. Плечи барона Силезеня печально опустились, и он горько вздохнул.
– Ну, хорошо…
– Вот и славно! – как один заулыбались дворяне и потянулись поднять своего хозяина на ноги, отряхнуть его и продолжить путь к трону.
Но Дрягва, ловко вывернувшись из заботливых рук, нырнул головой вперед в кусты.
– Тогда я – лисичка, я – лисичка!.. За мной гонятся свирепые собаки! Помогите мне, помогите!.. Мне нужно спрятаться!..
Свирепые собаки, вовсе сейчас не свирепые, а сконфуженные и озадаченные не хуже хозяев, пристыжено поджали хвосты и постарались укрыться за частоколом конских ног.
– Нет, ваше величество! Нет!!! – толпа охотников, презрев шипы, кинулась за ним и успела ухватиться за исчезающие сапоги. – Раз-два-взяли!..
Через несколько минут барон был извлечен, посажен на землю, прислонен спиной к сосне и напоен домашним бальзамом.