— И-и-и войди в тихий са-ад ты как те-ень! — успела пропеть Тамарочка, и именно в этот момент на пороге появился Николай.
— А вот и хозяин дома! — радостно провозгласил кто-то из гостей.
— Мой дорогой! — Тамарочка тут же выскочила из-за пианино и бросилась к мужу. — Дорогие гости, а вот и Николай Иванович! Мой супруг! Мой герой! Мой дикий лев! Моя опора и отрада! — Она впечаталась в его щеку мокрым поцелуем, от нее сильно пахло спиртным. С недавнего времени любовь к вину и более крепким напиткам едва ли не стала побеждать страсть Тамарочки к косметическим процедурам.
— Простите меня покорно, друзья! — Он широко улыбался и жал руки. — Служба, сами понимаете.
— Это я его задержал, — раздался у него за спиной голос Леонида. — Ругайте меня! Он был на совете директоров, а потом я заехал и отвлек его по своим делам. Тамарочка, красавица, не сердись, это все я виноват, я его задержал.
— Ах ты негодник! — Тамарочка запрокинула голову и закатилась наигранным смехом, как будто исполняла роль в оперетте. — А раз ты виноват, то тебе штрафную! Ну-ка, штрафную Леониду Сергеевичу! Несите штрафную!
Все зашумели, опять начались разговоры, шутки и смех, гостей позвали к столу, зазвенели бокалы, подали новые угощения. Тамарочка по-прежнему не умела готовить и по-прежнему любила производить впечатление, но теперь на кухне колдовала не уютная Людмила Степановна, а их личный шеф-повар и служба кейтеринга. Баранья нога и лимонный пирог в меню званых ужинов оставались неизменными, стол ломился, вино лилось рекой, Тамарочка декламировала стихи и исполняла романсы, гости аплодировали и не скупились на комплименты. После очередного исполнения она объявила, что сейчас будут танцы, и удалилась «на минутку к себе в будуар». Николаю кто-то позвонил, и он тоже вышел из комнаты. Поговорил по телефону, зашел на кухню поблагодарить повара — высокого седого грузина, они были знакомы давно, и Николай очень его ценил. Он уже собирался вернуться к гостям, но сначала хотел зайти в ванную, дернул ручку, открыл дверь и обнаружил в ванной перед зеркалом Тамарочку, которая поправляла макияж.
— Ты тут, моя родная. — Он улыбнулся и поцеловал ее в открытое плечо. Даже сейчас она позволяла себе весьма откровенные декольте.
В ответ его жена резко повернулась к нему, с омерзением вытерла плечо и прошипела:
— Сволочь.
— Тамара. — он вздохнул. — Давай не будем сейчас начинать? Все прекрасно, все довольны, подумаешь, опоздал. Я же тут, дети здесь.
— Неужели тебе так сложно хоть раз в жизни прийти вовремя? Раз в жизни! Я что, ради себя стараюсь? Это что, мне одной нужно? Мерзавец!
— Вообще-то это ты собрала гостей. И за сорок лет нашего брака я опоздал от силы раза три.
— Да как ты смеешь? — взвизгнула она. — Это же все ради тебя, ради твоей репутации! Ради твоей карьеры! Ты хоть понимаешь, какие это труды, ты хоть понимаешь, что все на мне? Весь дом на мне!
— Тамара, какие труды? — он устало опустился на край ванны. — Ты за всю жизнь ни одной тарелки не вымыла. У нас повар и целый отряд, который готовит, подает, приносит, уносит, моет и убирает. Ты просто полчаса побыла со своими гостями без меня, но с тобой тут, на секундочку, еще трое наших взрослых детей.
— Вот именно! С их отпрысками! Ты же сам знаешь, что от маленьких детей у меня мигрень! Терпеть не могу этот писк и визг. Зачем они их притащили? — Она картинно сжала виски. — Кто их просил?
— Внуки здесь? — обрадовался он. — А почему я их не видел? Как хорошо, что ребятню привели! Где же они? Тамара, где дети?
— Где-где? Разумеется, в детской, с няньками! Где им и положено. Где они, по-твоему, должны быть?
— По-моему, они должны быть вместе со всеми. По-моему, так положено любимым детям: ползать под столом, играть, носиться, пачкаться шоколадом, сидеть на коленках у взрослых и визжать от радости. И почему у тебя тогда мигрень, если они взаперти в детской и ты их даже не видишь?
— Потому что я знаю, что они тут. И от этого у меня начинаются спазмы в голове! У меня же такие слабые сосуды! Боже! Ты никогда меня не понимал, никогда!