— Это твое право, чужеземец, — заговорил уродец с вытянутой головой и бледным, отечным лицом. — На твоем месте любой бежал бы очертя голову из этой слезной обители.
Подобные слова Конан воспринял как вызов. Любой другой, может быть, и бежал бы от неведомой опасности, но киммериец — никогда.
— Скажи, любезный, — произнес Конан не много изменившимся тоном: теперь он говорил вкрадчиво и даже как будто ласково, — что в этих краях такого, что может заставить меня бежать отсюда, да еще очертя голову? Я думал, здесь просто… э… плохая погода или что-то в этом роде. Может быть, повальная болезнь.
Все дружно закачали головами. Все, кроме одного, — кособокого старичка с бородой, которая росла у него тоже на сторону. Этот закивал, медленно и торжественно.
— Что-то не так? — Конан показал на старичка — Он считает что я прав?
— Нет, просто у него шея почти не поворачивается, — объяснил длиннорукий горбун. — На самом деле он тоже с нами согласен.
Конан пристально посмотрел на старичка. Тот зажмурился и молча продолжал кивать.
— Ответь! — обратился к нему киммериец.
— Он немой — сказал горбун
Конан провел пятерней по непокорной гриве смоляно-черных волос
— Клянусь яйцами Крома, здесь у вас творится какая-то чертовщина! Сдается мне, не обошлось без этих вонючих колдунов,
— Тише! — закричали сразу несколько человек — Не говори так!
Один даже повалился на колени и заплакал,
— Здесь же все., свои, — успокоительно мол вил варвар и уселся за стол с видом решительным и мрачным, — Ладно, поговорим начистоту. Если, в этой таверне сидит какой-нибудь приспешник мерзкого колдуна — тем лучше. Пусть все слышит. Пусть сообщит своему хозяину, что явился Конан-киммериец, который ненавидит — слышите, вы? — ненавидит проклятых чародеев и уничтожает их везде, где только встречает. Ну а если такового здесь нет — тоже неплохо. Поговорим без посторонних… Я слушаю.
И он расставил локти на столе пошире, всем своим видом показывая, что обосновался всерьез и надолго. Уродливые человечки пошушукались и, как по команде, сдвинулись поближе к Конану. Заговорил горбун — видимо, он был у них заправилой, а остальные то и дело кивали или вставляли слово-другое.
Несколько десятков зим тому назад город Кой действительно был очень хорош. Тихий, мирный городок, где каждым занимается своим ремеслом" Славился Кой прежде всего ткаными гобеленами; но были здесь и искусные строители, и плотники, и даже один переписчик книг, который умел рисовать замечательные узоры в виде фантастических зверей, заплутавших в зарослях несуществующих растений. Правителем городка был — человек по имени Созо. Его дворец, чуть больше домов, принадлежавших состоятельным горожанам, был самым красивым зданием в городе. Фасад его украшали забавные лепные ящерки, резвящиеся над входной дверью, а на крыше имелся позолоченный флюгер в виде дракона с причудливо завернутым хвостом.
Чем занимался Созо в своем чудесном дворце — никто толком не знал. Под его управлением городок процветал. Каждый из его жителей был погружен в собственные дела и заботы и мало интересовался тайнами сильных мира сего. А Созо был сильный — в этом ни у кого сомнений не возникало, Чем иначе объяснить то обстоятельство, что королевские сборщики налогов никогда не заглядывали в Кой и нашествия иноземцев обходили его стороной, так что о бедствии узнавали только потом, когда заезжал в Кой какой-нибудь торговец редкостями и сообщал новость, Тогда горожане собирались в таверне "Колесо и сеть", принадлежавшей старику Моке, качали головами и дружно пили за здоровье своего правителя, который так ладно умеет устраивать дела.
Примечательным было еще вот что. Никто и никогда не переступал порог дворца Созо. Правитель обходился без прислуги. Он сам запрягал белую лошадку в карету, сам седлал гнедого, если хотел проехаться верхом, сам готовил себе еду, даже на рынок ходил сам. И всегда он был весел и приветлив со встречными людьми, всегда в хорошем настроении. Никто и не припомнит, чтобы Созо хмурился или не ответил тому, кто с ним заговорит. Беда случилась одним ненастным вечером, когда в таверне заночевал одинокий всадник по имени Чорсен. Так он себя назвал. Говорил, будто сбился с пути. А едет, мол, в Нумалию — у него там невеста. Как же! С самого начала стоило понять, что этот Чорсен врет. Нумалия — совершенно в другой стороне. На восток отсюда. А он двигался в западном направлении. Но жители Коя настолько привыкли к благоденствию, что даже не задумались над этим несоответствием. Чорсен был высок ростом и крепок, хотя до Конана ему, конечно, далеко. Наутро он проснулся еще до света и отправился — ни много, ни мало — во дворец к Созо.
Правитель не запирал дверей. Он знал, что никто из горожан не посмеет потревожить его покой. Но пришелец — другое дело. Для таких нет ничего — святого, и даже порог чужого дома им не преграда. Чорсен не задумываясь, вломился в жилище правителя и принялся бродить там и осматриваться по сторонам, приглядывая, чтобы такого поценнее украсть.
Да этот рослый, красный, располагающий к себе молодой господин был обыкновенным вором!
Правитель Созо как раз спускался по лестнице с чашкой горячего молока в руке. Он собирался завтракать перед началом долгого дня, который он, несомненно, намеревался посвятить добрым делам. И застал Чорсена врасплох. Тот как раз складывал в мешок статуэтки из чистого золота, что украшали каминную полку Созо.
— Что ты здесь делаешь, юноша? — заговорил Созо,
— Кстати, откуда известны все эти подробности? — не удержался Конан. — Кто-нибудь при этом присутствовал?
Однако рассказчики принялись дружно уверять киммерийца, что в рассказе горбуна все доподлинно верно, потому что кое о чем поведал горожанам мальчишка по имени Чача — сорванец подсматривал, взобравшись на дерево, за Чорсеном.
Чорсен не стал тратить времени на оправдания. Молча он выхватил из-за спины длинный двуручный меч и набросился на хозяина дворца. Созо легко уклонился и брызнул горячим молоком в глаза своего противника. Грабитель взвыл. Пенка залепила ему ресницы, веки нестерпимо жгло. Тем временем все вокруг переменилось.
Когда Чорсен с трудом раскрыл глаза и поднял меч, чтобы нанести следующий удар, он в ужасе закричал: со всех сторон его окружали совершенно одинаковые Созо. Их было не меньше одиннадцати…
Тогда-то и стала понятна тайна правителя: он обходился без слуг, потому что мог воспроизводить самого себя в любых количествах, ему потребных. Именно, поэтому, кстати, правитель ухитрялся быть вездесущим, ведь нередко так случалось, что в одном конце города он. Улаживал ссору между двумя почтенными горожанами, в другом — уговаривал молодую девушку не бежать из дома вслед за любовью, которая предстала ей в лице бродячего торговца цветными лентами, но повременить и избрать себе более достойного жениха,
…Все эти одиннадцать Созо с одинаковой улыбкой на губах наступали на незадачливого грабителя. Он заорал и нанес удар первому попавшемуся — тому что оказался ближе. Раздался грохот, как будто разбилось зеркало, и один из Созо исчез бесследно. А прочие даже не дрогнули.
Еще один удар — еще одно исчезновение. Улыбка стала шире. Обезумев от ужаса, грабитель бил и бил мечом, не разбирая, кого он разит — человека, призрак или хрупкие предметы обстановки. Пол усеивали черепки дорогих ваз, обломки тонконогих столиков, порванные гобелены. Наконец Чорсен опустил меч и, тяжело дыша, огляделся. Еще несколько Созо смотрели на него пристально, и грабитель почувствовал, что под этим взглядом он сходит с ума.
— Будь ты проклят, колдун! — взревел он, снова поднимая свой меч.
— Ты вор? — осведомился Созо.
Чорсен резко повернулся в сторону голоса.
— Да! — с вызовом ответил он.
— Если ты нуждаешься в средствах, в одежде или пище, ты мог бы просто попросить. Я никому не отказываю, — молвил Созо.
— Если ты колдун, то твоя цена окажется куда выше… одежды или пищи… — с трудом переводя дух, откликнулся грабитель. — Нет уж! Лучше я сам возьму все, что мне нужно.
— Посмотрим, что ты нашел, — хмыкнул другой Созо, в то время как третий принялся рыться в мешке, который бросил вор. — О, это то, что нужно такому человеку, как ты! — воскликнул он, вытаскивая золотые статуэтки.