Флеминг помолчал, затем, торопливо перевернув несколько страниц, воскликнул:
— Ага, вот, здесь начинаются строчки, над которыми стоит призадуматься.
«Я вновь собрал рацию. Ловлю странные сигналы… Мне удалось разгадать их код…
Они ужасно любопытны. Их все интересует. Почему они выбрали меня? Потому ли, что я один?
Когда, наконец, вы оставите меня в покое?..»
— Или вот это место, — настаивал Флеминг.
«Страдаю от безлюдья; это страшные мгновенья, когда человек сознает, что вокруг никого нет и не будет. Вот почему я рад возможности поговорить с ними, хотя, признаюсь, это довольно своеобразный диалог. У меня такое чувство, будто они лишь проверяют определенные факты, словно давно все знают о нас…»
— Продолжать? — доктор Флеминг окинул взглядом присутствующих. Все кивнули. — А что вы скажете на это?
«Сегодня ночью мне показалось, будто я, пережив какую-то катастрофу, а может, эпидемию, проникшую из космоса, или разрушительную термоядерную войну, остался один на свете… Континентов более нет, большая часть земной поверхности покрыта океаном, как когда-то, в незапамятные времена; мне некуда плыть, и если когда-нибудь я увижу берег, то он будет безжизнен, пуст, как мое нутро…
Я должен сотворить свой собственный мир. Его у меня не отнимут.
…Нет, они не такие. Речь идет не только обо мне… Люди, вы — будущее этой планеты, и вы за нее в ответе. Стоя на краю пропасти, вы не смеете равнодушно взирать вниз; не надейтесь на других, не придумывайте отговорок, что вы тут ни при чем, что вы ничего не можете, что вам это не под силу…
От нечего делать я перечитываю свои записи. Может, лучше их уничтожить?.. У меня так мало времени. Как сообщить самое главное? Почему они не хотят и слушать о моем возвращении? Ведь меня ждет Джуна! Как им это объяснить?..»
При этих словах супруга Бенста, сидевшая все это время с закрытыми глазами, вдруг встрепенулась и тихо спросила:
— Не понимаю, о ком он говорит?
Ей никто не ответил. Лишь доктор Флеминг, откашлявшись, попросил:
— Если позволите, Джуна, я покажу эти тексты коллегам. Я не хотел бы быть опрометчивым, но, вероятно, одиночество, физическое и душевное перенапряжение — вот, где нужно искать причины трагического конца Бенста. Он сам дает нам доказательства того, что его мучили галлюцинации… Жаль… В противном случае мы должны допустить…
— Что ты хочешь сказать? — в воздухе повис отрывистый, недоверчиво-вопрошающий возглас Смита.
Но Флеминг не захотел говорить о своей догадке. Тогда Смит взял инициативу в свои руки.
— Извините, но я должен вам кое-что сказать. Сегодня во второй половине дня в редакцию поступило сообщение из Аргентины, в котором говорится, что в марте Дональд бросил якорь вблизи аргентинских берегов. Прибрежная стража вела с ним переговоры где-то в окрестностях Рио-Саладо. Они даже помогли достать ему доски для ремонта днища… И что весьма прискорбно, судейское жюри может квалифицировать это как оказание помощи.
— Другими словами, если бы его плавание завершилось успешно, он был бы дисквалифицирован, — вздохнув, констатировал Герон.
— Но это было бы несправедливо! — запротестовала Джуна.
— К сожалению, инструкции на этот счет вполне определенные.
— Значит, все было напрасно. — Она вздохнула и немного погодя призналась. — Я смертельно устала.
— В самом деле, уже поздно, — извиняющимся голосом сказал Герон.
— Нет, прошу вас, останьтесь. Осталось совсем немного, не правда ли, доктор?
Флеминг кивнул.
— Он все время пишет о конце, о своем намерении совершить нечто такое, что будет воспринято нами как безумие. Вот, послушайте.
«Уйти? Но как? Пока я отвергаю это, пока сам понимаю безрассудность этой мысли, все хорошо. Но что, если я поддамся искушению? Они не настаивают, нет, но…»
Флеминг оторвался от дневника.
— Я не понимаю, что означают его дальнейшие слова… «я должен». Нет, взгляните-ка на эти строки, миссис Бенст. Мне кажется, он писал их в страшном волнении…
— Вы позволите? — Джуна принялась читать записи мужа, которые становились все более загадочными.
«…Не заставляют. Но что, если я подчинюсь им? Возможно, это выход. Надеюсь, вы меня поймете, хотя я и не могу об этом писать открыто… Да, я сделаю это. Нет, это не жертва, я делаю это не ради себя… Но если они все-таки повлияли на мое решение, я им этого не прощу. Боже, что-то сдавливает мне голову… Понимаю. Я должен приготовиться. Одиннадцать двадцать, точно. Хорошо, я буду готов… Итак, игра окончена. Я ухожу… Ищущий да обрящет!»