— Но ведь, — прервал его Алан, — бактерии гораздо эффективнее в качестве средства массового уничтожения?
— Бактерии действуют медленно, дружок, слишком медленно. Кроме того, ими не так легко управлять, не то что ракетами, вот в чем соль, — Спенсер, откашлявшись, продолжал. — Пять лет назад наши наблюдатели сообщили, что период половодья реки Ксингу отмечен появлением полчищ муравьев, шествующих в разных направлениях, но, заметьте, на одном строго ограниченном участке местности. Разумеется, среди индейцев ходили всякие слухи; согласитесь, Брэкфорд, все они фантастически суеверны и далеки от реального восприятия действительности, но данный случай представляет счастливое исключение. По уверениям индейцев, в горах, в верховье реки, поселился великий дух — курупиру, который требует безоговорочного подчинения всех живущих там племен. Кто ослушается, пусть пеняет на себя — за одну ночь муравьи полностью сожрут поселение, от всего живого останутся только рожки да ножки.
— Неужели вы верите в эти сказки, Спенсер?
— Слушайте дальше. Главное — самое интересное: согласно легенде, обиталище духа находится как раз в этой области, в точке, откуда, если вы помните, на моей карте расходятся стрелки… Нам не повезло — не мы нагрянули к курупиру в гости, застав его врасплох. Вышло наоборот, он к нам пожаловал, прихватив с собой телохранителей. Хуже не придумаешь.
— Ничего не понимаю, — растерянно проговорил Алан.
— Все очень просто. Вы — настоящий ребенок, Алан Брэкфорд. Профессор Тейфель — бывший нацист, работавший над созданием биологического оружия. У него достаточно причин покончить с нами, смести нас с лица земли, кстати, ему это не впервой, — мрачно добавил Спенсер.
— На что вы намекаете?
— Да, не мы первые, пустившиеся в путь по этой дорожке, а с нее никуда не свернешь, — сухо сказал Спенсер и повернулся на другой бок.
Алан же еще долго лежал с открытыми глазами, уставившись в темноту.
На утро Спенсер отправился в лес и не вернулся к обеду. Алана не обеспокоило его отсутствие, со Спенсером это уже случалось. К тому же, как он хвалился, его зорко стерегут люди профессора. В тот день Алану не пришлось даже словом перекинуться с профессором: Тейфель все время был занят в своей лаборатории, а когда Алан пытался к нему проникнуть, в дверях вырастала могучая фигура индейца-телохранителя.
Проводники безмолвными изваяниями понуро сидели у каноэ. Тяжелая полуденная жара нависла над долиной, палящие лучи солнца почти отвесно падали на землю, на высокую траву, где порхали пестрые бабочки-великаны и крошечные колибри, живые, переливающиеся драгоценности.
Алан не находил себе места, его начало беспокоить отсутствие Спенсера. Нельзя сказать, чтобы он испытывал особую симпатию к нему, но в этих диких джунглях Спенсер, пожалуй, был его единственным другом.
Близился вечер, в лучах заходящего солнца зеленый массив леса покрылся золотой вуалью.
Алан зашел в палатку и забрался под сетку, спасаясь от москитов. Вскоре его сморил сон. Проснулся Алан уже в полумраке — наступил короткий тропический вечер. У палатки негромко разговаривали между собой индейцы. Алан зажег лампу и вышел наружу.
— Господин Спенсер еще не возвратился? — спросил он.
Индейцы отрицательно покачали головами.
Ужинал Алан в одиночестве. Из соседней хижины раздавалось попискивание, шум работающей аппаратуры, свист. «Видимо, профессор возится со своим передатчиком», — рассеянно подумал Алан. И вдруг его охватило страшное беспокойство.
Он бросился в хижину профессора, где перед входом возвышался раскрашенный индеец. Не обращая на него внимания, Алан крикнул:
— Профессор, профессор, можно вас на пару слов?
Индеец не сдвинулся с места. В открытом окне показалась тень. Писк приборов прекратился.
— А, это вы, герр Брэкфорд, — послышался голос Тейфеля. Он бросил стражу несколько слов, и тот отворил дверь.
Профессор, склонившись над аппаратом, не обратил внимание на вошедшего. Не дожидаясь приглашения, Алан сел и с интересом уставился на Тейфеля.
— Простите старика за забывчивость, — наконец проговорил Тейфель с рассеянным видом. — Я бы давно пригласил вас к себе, но, к сожалению, появились неожиданные обстоятельства, небольшие помехи.
Аппараты жужжали как встревоженный улей.
— Профессор, я беспокоюсь: Спенсер не вернулся из леса.
— И это все, что вы хотите мне сообщить? — Стекла очков сверкнули над прибором, и на одутловатом лице профессора проступила улыбка.
Алан откашлялся.
— Я подумал, что вам, пожалуй, следует послать людей на поиски, ведь Спансер плохо ориентируется в джунглях, это его первый поход…
— Вы так полагаете? — негромко откликнулся профессор и смолк. Писк и жужжание вдруг прекратились, поэтому в тишине его шепот прозвучал как крик.
— Все в порядке, — проговорил Тейфель как ни в чем не бывало и направился к боковой стенке комнаты.
Открыв небольшую тумбочку на бамбуковых ножках, он обратился к Алану:
— Вы предпочитаете шотландское виски или коньяк?
С этими словами он поставил перед Алаиом стаканчики. Аромат виски заполнил помещение. Алан невольно подумал о Спенсере, его сковал страх.
Профессор поднял стакан. Пучок света, отражаясь от стекла и металлических граней прибора, переливался радужным блеском.
— Мой милый друг! Разрешите выпить за вечную память нашего общего товарища доктора Джека Спенсера, незаурядного сотрудника Института по вопросам биологической охраны окружающей среды, человека, безусловно, мыслящего, пытавшегося докопаться до истины, в чем-то даже любознательного. Жаль, что с такими незаурядными данными он посвятил себя не науке, а изучению, вернее, доскональному штудированию прошлого почтенных людей.
Тейфель сокрушенно покачал головой.
— Профессор! — закричал Алан, и от страха у него свело скулы, а спина покрылась капельками холодного пота. — Профессор, — тихо проговорил он, сжимая стакан с такой силой, что стекло треснуло. Алан тупо уставился на кровоточащую ладонь.
Тейфель, быстро поставив собственный стакан на стол, превратился в заботливую нянюшку.
— Какой же вы нескладеха, ну, разве так можно! Вы ведь прекрасно знаете, что в этом проклятом климате любая ранка гноится! Такая неаккуратность! Порезался, как маленький мальчик. Вот вам современная молодежь, с нее ни на минуту нельзя спускать глаз, — кудахтал толстяк.
Он бегал из одного угла комнаты в другой, промыл рану сероводородом и антисептической жидкостью. К счастью, порез оказался неглубоким. Профессор заботливо перевязал Алану руку.
— Потерпи, мой мальчик, боль успокоится. — Отдышавшись, толстяк улыбнулся. — Ну, теперь со спокойной совестью можно выпить.
— Что со Спенсером? — тихо спросил Алан, превозмогая боль.
— Ах, да, совсем забыл, проклятая голова! — Помолчав, профессор опрокинул в рот содержимое стакана и поставил его на стол. — Ваш приятель мертв.
У Алана подкосились ноги. Подхватив его под руки, Тейфель прислонил ботаника к стене, возле которой стоял внушительного размера ящик. Бросив взгляд на Алана, Тейфель, театрально сморкнувшись, резко откинул крышку. Алан заметил торчащие из ящика ботинки. «Да это же ботинки Спенсера», — понял он в ужасе и, заглянув внутрь, отпрянул от ящика: на него взирали широко открытые глаза Спенсера, но в них уже не было столь характерного насмешливого выражения.