— Я не в силах произнести ни слова. Мне страшно.
Он взглянул на ее лицо: по нему градом катились слезы. Индржих оглянулся, ища взглядом служителя: надо предупредить его, предостеречь. Сказать ему: «Обратите внимание на эту картину. Через день-другой ее украдут». Конечно, будь на его месте Михал, служители музея прислушались бы к его словам.
Сандра одобрила его намерения. Они кинулись к телефонной будке и набрали номер художника.
Голос Михала оглушил их. Они не могли взять в толк, что случилось. В потоке проклятий, которые Михал низвергал на их головы, удалось разобрать отдельные слова: несчастье, заговор, наказать! Они помчались к нему в мастерскую.
— Исчезла! — такими словами встретил их Михал.
— Кто, уборщица? — не понял Индржих.
— Неужели «Композиция»?! — выдохнула Сандра, рухнув на стул.
Михала вдруг осенило.
— Уборщица! — взревел он. — Никто, кроме нее, сюда не мог бы проникнуть. Замок в порядке.
Он открыл дверь в коридор:
— Пани Гронкова, пожалуйте сюда!
Снизу раздалось испуганное «иду».
Все трое устремились уборщице навстречу: Михал с надеждой, Сандра с опасением, Индржих, сгорая от стыда. Скромная женщина лет сорока, всегда честно трудилась, а теперь вот такое обвинение… Но стоило Индржиху взглянуть на Гронкову, как он понял: это ее рук дело.
— Пан мастер, — запричитала она, — меня посадят в тюрьму!
— Куда вы дели картину? — хрипло выдавил из себя Михал.
— Я поставила ее во дворе.
Не говоря ни слова, художник кинулся вниз по лестнице, но тоненький голосок пани Гронковой заставил его остановиться.
— Ее там уже нет.
— Тогда где же она?
Лицо Михала, до сих пор мертвенно-бледное, вдруг стало синевато-красным. Сандра остолбенело подумала: «Если его хватит удар, это будет на моей совести».
Уборщица беспомощно опустила руки и кивком головы пригласила всех в свою квартиру. К шкафу была придвинута рама с натянутым холстом, на нем ни помарочки, ни штриха, будто его только что купили в магазине.
— Я даже не успела согреть воду, а от картины осталось только вот это.
По щекам женщины ручьями текли слезы — при виде их Михал удержался от оскорбительных слов.
— Мы найдем ее, дядюшка, не волнуйся, — успокаивал Индржих, хотя в глубине души он уже был сыт по горло всеми этими историями с исчезнувшими картинами. — Сюда ведь редко кто заглядывает…
— Оставь! — оборвал его Михал и, взяв в руки раму, с угрожающим видом направился к пани Гронковой. Та в испуге отступила.
— Кому вы давали ключ? Говорите!
Она покачала головой.
— Наверху никого не было. Вдруг меня осенило, сама не знаю почему, никогда прежде такого со мной не случалось: если картина готова, то неплохо бы дать ей подсохнуть на свежем воздухе. Никто сюда не ходит, я присмотрю за ней, а потом отнесу назад…
— А кто-то над вами подшутил и подменил картину, — добавил Индржих.
— Натянул мой собственный холст! — негодовал Михал. — Я же просил, Индржих, оставить меня в покое. Вечно ты суешь нос не в свои дела…
В словах Михала Индржих почувствовал пренебрежение. Чем он его заслужил? Индржиху хотелось бросить все, бежать без оглядки. Все равно не вернуть прежних отношений ни с дядей, ни с Сандрой. А если продолжать встречаться с Сандрой, то, пожалуй, и сам спятишь.
— И вообще, додуматься только: выносить картины на воздух! — художник постучал пальцем по лбу, и уборщица вся съежилась.
— Прямо и не знаю, с чего бы мне приспичило… Я сама удивляюсь, поверьте. Уму непостижимо, кто бы мог заменить холст…
По дороге домой молодые люди поссорились. Впервые поссорились без причины, даже не условившись о следующем свидании.
Дома Сандру терзали угрызения совести. Сославшись на головную боль, она пошла прилечь, выпила снотворное, уткнулась лицом в подушку. Уснуть!
Но сон не приходил. Действие лекарства оказалось неожиданным. Сандра засмеялась: кражам конец! Это было недоразумение, и больше оно не повторится…
Два следующих дня выдались спокойными.
Но стоило ей в среду пробежать заголовки газет, как прежнее беспокойство с новой силой охватило ее. Поймана банда грабителей, ловких и, очевидно, хорошо финансируемых, которых опознали на основании снимков, сделанных фотоэлементами. Местонахождение картин грабители не знают; правда, они назвали несколько тайников, где, по всей видимости, спрятаны произведения искусства. Однако полиция обнаружила там лишь чистые холсты. Грабители не в курсе, на кого работают. Никакого вознаграждения за кражи не получали. Из Эрмитажа исчез «Город на берегу озера» Флавицкого, из Национального музея в Стокгольме…
Индржих ожидал Сандру, держа в руках газету. На его лице была улыбка, как будто они заранее договорились об этой вечерней прогулке.
— Теперь ты видишь, что дело не в тебе.
Он протянул ей «Вечернюю Прагу».
— Не только во мне, но и во мне тоже. Михал… — она осеклась. Опять ссора?
— Выходит, это ты навела уборщицу? — Индржих пытался говорить шутливым тоном, но девушка на него не реагировала.
— Кражи совершены одновременно в разных местах. — Она вздохнула. — Преступники понятия не имеют, где картины… Сборище сумасшедших?
— Я не верю, что они не знают.
Сандра колебалась: сказать или промолчать. Потом все-таки решилась:
— А я… верю… Может, они и правда не знают. Я допускаю, что они получили приказ. Как и я.
Ей не следовало этого говорить!
— Какой приказ? От кого? — Лицо Индржиха посуровело.
— Не знаю.
— Это у тебя от избытка впечатлений, — сказал Индржих.
Сандра молчала, делая вид, что соглашается с ним. Индржих посмотрел на нее внимательно: нет, она вовсе не похожа на сумасшедшую. Она притворяется, она себе на уме. Неожиданная улыбка, озарившая ее лицо, вывела его из себя, он перестал выбирать выражения:
— Ты встречаешься со мной только из-за дяди Михала, чтобы иметь доступ в его мастерскую! Верно, метишь в Академию художеств?
Она покачала головой, но не обиделась. А ведь правда, вначале она обратила на Индржиха внимание только из-за его фамилии, ведь он — племянник известного художника. Но сейчас это не имеет значения, главное — картины.
— Из-за меня картины не будут больше пропадать, — решительно заявила Сандра. — Отныне я не взгляну ни на одно полотно.
С минуту Индржих рассматривал ее с изумлением, потом сказал:
— Тебе следует обратиться к психиатру.
СООБЩЕНИЕ С ПРЕДУПРЕЖДЕНИЕМ
Будучи очевидцем сложившейся ситуации, которая вызвана нашим вмешательством с целью проведения исследования, я требую прекращения эксперимента. Не соблюдается основной закон нашего мира: ПРИНОСИТЬ ПОЛЬЗУ ЖИВЫМ СУЩЕСТВАМ. В данном конкретном случае: НЕ ИЗМЕНЯТЬ ЖИВЫЕ СУЩЕСТВА ДРУГИХ ПЛАНЕТ.
Соблюдение этого закона — наше общее дело. И я ответствен за такой акт в такой же степени, что и руководители эксперимента. Считаю своим долгом предупредить вас, что наше исследование влияет на живые существа здешней планеты, причем не только тем, что мы лишаем их возможности гармонично развиваться — гармонии личности, вероятно, вообще нелегко достичь. Наш эксперимент сопряжен с ослаблением или даже полной утратой у обитателей планеты такой гармонии. В процессе его проведения меняется внутренняя структура подопытных, они теряют способность поддерживать контакты с другими подобными существами. С понижением общего уровня гармонии и гармоничного развития личности в целом на планете ее обитатели перестают быть самими собой. Уровень их интеллектуального развития теперь уже далек от эталона совершенства, образец которого представляют существа, причастные к миру искусства. Именно от данной категории обитающих на планете существ передается код гармонического состояния остальным, из поколения в поколение, веками. Данная особенность увязывает членов их рода между собой, она характерна для вида и не должна утратиться. Жители здешней планеты наделены и многими другими способностями, в частности интеллектуальными, однако они, бесспорно, еще не достигли уровня, типичного для большинства обитателей иных планет. Специфичность их гармоничного развития личности — наличие объектов, способствующих такому развитию, а мы волей-неволей лишаем их этого.