Можно было купить у цыган семь петушков на палочке и ещё останется шесть рублей и сорок копеек. По два леденца на брата и один — бабушке.
Можно - пятнадцать стаканов семечек.
Или того и другого вместе. Просто глаза разбегаются!
- У Красного моста цыганка торгует. Ох, и петушки у неё!
Зелёные, синие, красные! - сказал Толик.
- Она их облизывает, -— заявил Шурка.
- Для чего? — удивился Толик.
- Чтоб блестели лучше.
Шурка плюнул. Слюна длинной торпедой вылетела в дыру от выбитого кирпича.
- Врёшь! - сказал Костик.
- Чтоб я пропал! Сам видел.
Шурка сидел, положив подбородок на острые колени. Задумчиво водил щепкой по пыльному полу.
Костик представил себе чёрную усатую цыганку в ярких юбках, засаленных на животе, и ему расхотелось петушков.
- Тоже мне - петушки! Съел - и нет ничего! Как и не было, - сказал Шурка. - Вот бы чего-нибудь такое купить! - он щёлкнул пальцами.
Ох, этот Шурка! Хитрющий. И про цыганку, наверно, нарочно выдумал.
- Какое; «такое»? - повернулся к нему Костик. - Выкладывай!
Шурка улыбнулся.
- Вот такую бы вещь купить, чтобы была маленькая, — куда хочешь с собой бери. А потом - раз! И на 
этой вещи плавать можно. Как на лодке.
- Что ты несёшь? Какая вещь? При чём тут лод
ка? - рассердился Толик.
- При том. Если большую автомобильную камеру 
свернуть, она маленькая. А надуешь, - она лодка, Понял?
Шурка встал и быстро заговорил, размахивая руками:
- Представляете? В любом месте надул - и плыви. Хочешь - у маяка отчаливай, хочешь - у рыбоколхоза.
- А хочешь, - он понизил голос, оглянулся, - хочешь - плыви на «Эмбу».
Шурка замолчал. Посмотрел на друзей. Глаза у них блестели. Попасть на «Эмбу» - давнишняя их мечта. По
граничники приказали вытащить на берег все лодки.
Выходить в море строго-настрого запрещалось всем, кроме рыбаков рыбоколхоза.
«Эмба» — это большой пароход, который стоит на мели в двух километрах от берега, за маячной косой.
«Эмбу» торпедировали немцы, когда она выходила в море после ремонта в плавучем доке. По счастью, это случилось над песчаной банкой - мелью.
«Эмба» села на дно, погрузившись чуть выше ватерлинии.
Издали казалось, что плывёт сильно перегруженное судно.
Фашистам тоже так казалось, и поэтому каждая их подлодка, которая забредала в эти места, считала своим долгом всадить в «Эмбу» парочку торпед.
Так она и стояла.
Снимать её с мели не было смысла: все машины разворочены и корпус как решето.
- Вот бы, а?! - Костик даже привстал. Только где её купишь, камеру?
- На барахолке, авторитетно заявил Шурка, - 
там всё есть. Дядя Саша недавно там леску прозрачную купил. Говорит, только птичьего молока там нет.
- А нам его и не надо, - сказал Толик.
- У нас на чердаке насос велосипедный есть, — сообщил Костик.
- Ну да? Тогда обязательно надо покупать, — сказал Шурка. — Для чего ж насос, если накачивать нечего? Вжик, вжик!
Шурка надул щёки.
- Бабушку попросим сшить такой мешок, чтобы в него засовывать камеру. Круглый. Накачаешь - и будет дно, как у лодки. Вжик, вжик! - заорал Костик и толкнул Тольку.
- «Эмбу» на абордаж! Вжик, вжик! - Толька подмял под себя Шурку, Костик стал его стаскивать. Скатились с матраса на пол.
- Встречаем фашистов и вжик, вжик! Берём в плен подлодку! орал Шурка.- Я — капитан! Вжик, вжик! Назначаю Костика боцманом! Вжик, вжик! Назначаю Тольку коком.
Вжик, вжик! Выстреливаем хвастуном Шуркой вместо торпеды, - обиженно сказал Толик.
БАРАХОЛКА
Ещё издали слышался непонятный гул. Чем ближе подходили к пустырю за базарной площадью, тем больше этот гул нарастал.
Когда прошли между расставленными, как толстые ноги, опорами виадука и обогнули железнодорожную насыпь, гул выплеснулся на дорогу, распался на отдельные выкрики — то визгливые, то угрожающие. Ребята даже остановились.
Прижались друг к другу.
Перед ними колыхалась громадная толпа. Люди шны
ряли в разные стороны, что-то кричали, размахивали руками. Над толпой висело облако пыли.
- Ух ты! - прошептал Шурка.
Они медленно подошли поближе. Толпа, казавшаяся издали сплошной, вблизи разделилась на отдельные кучки, с узкими проходами между ними.
Ребята взялись за руки и медленно стали пробираться вперёд.
Чего только здесь не было!
Какая-то бабка, укутанная, несмотря на жару, в тёплый шерстяной платок, продавала здоровенный пузатый самовар и живого петуха.