Но Костик был счастлив: с каждым шагом неторопливых буйволов приближался дом.
Ехали бесконечно долго. Костик с Шуркой убегали вперёд, успевали забраться на гору, спуститься, набегаться, устать, а протяжный скрип и не думал приближаться.
Несколько раз они купались в горных речках. Впрочем, «купались» — не то слово.
Вода была ледяная. Можно было только окунуться на один-единственный коротенький миг.
Сразу останавливалось дыхание, глаза испуганно вытаращивались, а ноги сами выносили на берег, на тёплые голыши.
Тело начинало гореть, как ошпаренное, и вздувались здоровенные пупырышки. Как на 
огурцах.
- Ну и в-водичка, говорил Шурка, клацая зубами, - как только в ней р-р-рыбы живут!
Вода была неправдоподобно прозрачная.
Дно устлано чисто промытыми хрусткими голышами. А в тени, головой против течения, висели пятнистые рыбы - форели.
Круглые, как веретено. Даже на глаз — крепкие и упругие.
- Вот бы сюда нашего бычка или барабульку - сразу бы замёрзли.
Привыкли, неженки к тёплой водичке, к Чёрному морю, - говорил Шурка.
К дому подъехали уже в сумерки. В окне горел свет. Костик вбежал в комнату и увидел военного, сидящего к нему спиной.
«Кто это?» -— подумал Костик.
Военный обернулся. Керосиновая лампа мигала и коптила.
- Мама?! — шёпотом удивился Костик.
- Сынуля! Мама схватила Костика на руки, закружилась с ним по комнате. - Какие вы молодцы, что приехали! Какие вы умницы!
Костик глядел на неё и не узнавал. Мама коротко постриглась. В гимнастёрке с широким ремнём. На петлицах два кубика - лейтенант.
Шурка тихонько топтался в углу. На него тяжело было смотреть.
Бабушка с Мелашвили втаскивали узлы.
В комнате всё было разворочено. На полу лежали какие-то тряпки. Шкаф раскрыт, ящики выдвинуты. Постель перевёрнута. Бабушка огляделась.
- Батюшки, что это ты наделала? Ералаш-то какой!
Мама посмотрела вокруг и засмеялась.
- Я вам самого интересного не сказала: нас обокрали.
Бабушка как стояла - так и села на стул.
- И много? Много украли?
- А всё, что могли! - ответила мама. - Только какие-то воры дураки попались. Брали всякую дрянь. Платья мои, пальто, всякий хлам.
Даже швейную машинку хотели утащить, да, видно, показалась тяжёлой - под окнами бросили. А самое ценное - книги - не взяли.
Ведь у нас такие книжки есть! Редкостные! А эти чудаки наволочки хватали.
Смех, да и только! Мама снова засмеялась.
- Тебе бы только хохотать, а как мы теперь без наволочек спать будем? - Бабушка сердито заглядывала в ящики шкафа и с грохотом захлопывала их.
- Переживём. Они не всё украли. — Мама махнула рукой.
Она подкрутила лампу, сделала свет поярче.
- Славно, что вы приехали. Я собиралась завтра к вам в гости. Из нашего госпиталя скомплектовали медсанбат. Я скоро буду генералом.
Мама засмеялась и подошла к Шурке. Лицо у неё сразу посерьёзнело.
- Ты, Шурик, не переживай. Твоей маме лучше. Завтра увидишься с ней. Теперь всё будет в порядке. Но ей придётся несколько месяцев полежать в госпитале.
Поживёшь пока с нами.
Она взъерошила ему волосы и повернула за плечи.
- А теперь слушай мою команду: ать, два! Кругом! Приказываю спать. Всем? Завтра поговорим. Утро вечера мудренее.
Мелашвили – лисий сын – тоже остался ночевать.
ТОЛЬКА ИДЁТ ПО СЛЕДУ
Прошло пять месяцев. Медсанбат перевели ближе к фронту. Шуркину маму эвакуировали. Стали жить втроём. Без мам.
К бомбёжкам немного привыкли, научились прятаться. В порту на каждом шагу стояли зенитки, и немцы теперь не летали так нахально.
А с большой высоты не очень - то попадёшь.
Костик начал было собирать осколки бомб, да бросил. Их было столько — на каждом шагу, - что пропал всякий интерес.
Жизнь стала трудная. Всё время хотелось есть. Хлеб выдавали по карточкам — кукурузный, невкусный, но и его не хватало.
В основном, ели рыбу. Костик и Шурка ловили. Но её не на чем было жарить. Ели варёную, почти без соли, потому что соли тоже не хватало.
Весна была в разгаре. Зацвели олеандры - розовые, белые.
Учились теперь в новой школе, у самой горы Чернявского. Прежнюю разбомбили. В классах было тесно. Сидели по три человека за партой.
Костик, Толик и Шурка расположились на «камчатке».
Занятия в школе бывали не каждый день. За пять месяцев в классе сменилось четыре учителя. Как будто учителя играли в чехарду.
Толику не давала покоя история с ракетницей. Он завидовал Костику и Шурке тихой, безнадёжной завистью.