Соловьев трезв как стеклышко. В его комнате пусто. Не с кем обмолвиться словом, быть может, излить душу…
Далее — провал, пустота. И новое, вечернее уже появление лейтенанта — подвыпившего, в компании с двумя неизвестными офицерами. Новый вектор на бумаге.
Пункт четвертый. 23.45. Игорь Степанов, не выдержав шума, спускается в двести десятую и делает Соловьеву замечание. Дело может закончиться дракой. Пьяного Соловьева оттаскивает плотного телосложения «пехотинец» в камуфляже, с кобурой на портупее.
Пункт пятый. 1.00 — 1.20. Время гибели офицера на вахте. Извлеченная из него пуля имеет девятый калибр, тот же, что и пистолет Макарова, бывший в кобуре у «пехотинца».
Пункт шестой. 1.40. Первый сигнал о пожаре поступает в дежурную часть СВПЧ.
… Сажин поставил жирный вопросительный знак в пустом квадрате, вписал в него: «сауна» и обвел кружком.
Кажется, теперь он попал в точку.
8
Моздок. 29 апреля 18 ч. 09 мин.
Сидя в полупустом зале столовой, Сажин, не торопясь, ковырялся в тарелке с картофельным пюре, разминая на мелкие кусочки мягкий ромштекс. Блюдо на вкус не ахти, но он ел впервые за сегодняшний день, и в еде не был привередой.
Открыв дверь, в столовую заглянул Дамир Дзоев. Увидев жующего коллегу, пересек зал и подсел к столу.
— Приятного аппетита.
Отвечать с набитым ртом Сажин счел неприличным и в ответ кивнул.
— Завидный, Евгений Саныч, у тебя аппетит. Но, боюсь, придется его попортить.
С этими словами Дзоев достал из барсетки зеленую тонкую книжицу и подложил ближе к Сажину.
Полковник погрузил острые зубья вилки в недоеденное пюре, скосил глаза на надпись: «удостоверение личности офицера».
— И что?
— Вы бы не поленились, Евгений Александрович, полистали для интереса.
Сажин развернул первую страницу, мельком глянул на черно-белую фотографию и титульный лист, гласивший, что удостоверение принадлежит Никонову Сергею Александровичу, 16 апреля 1969 года рождения, который — согласно последующим записям — в звании капитана проходит службу в должности командира мотострелковой роты батальона особого назначения.
— Забавно, — он еще раз рассмотрел глянцевое фото. — Насколько я понимаю, фотографируются еще лейтенантами, сразу после выпуска. Кстати, и отметка об окончании Омского общевойскового командного училища стоит…
— Физиономия тебе ничего не напоминает?
Круглое лицо капитана, отчего-то заснятого не в строгом форменном кителе, а в камуфляже, ни о чем Сажину не говорило. Единственное, что он почерпнул — офицер был, что называется, в теле.
— И печати о выдаче дубликата не проставлено. Может, я чего не понимаю в армейских талмудах?
— Да нет, — улыбнулся Дзоев. — суть ты углядел. А теперь слушай. Ксиву эту утречком сдала в милицию старушка-пенсионерка. Говорит, что по-рассеяности ее утерял постоялец. Двое их снимало комнату, и оба жильца позавчера неожиданно съехали… Бабуля начинает наводить уборку, за диваном находит документы, жалеет «касатика» — влетит же от начальства по первое число — и несет в райотдел.
— Так… — Сажин вгляделся в фотографию. — Вы проверили его по учетам?
— Проверили! — голос Дзоева напрягся. — Крепче держись за стул, москвич. Капитан Никонов Сергей Александрович в августе прошлого года погиб в боях за Ботлихский район Дагестана. Похоронен на родине, в Ростове. Посмертно награжден орденом. Ошибки быть не может.
— Дела!..
Сажин вновь завертел удостоверение, с предельной внимательностью приглядываясь к фотографии, и круглой печати, захватившей ее край.
— Мои эксперты дали заключение, — пальцы майора забарабанили по столу. — Фотография наклеена взамен настоящей. Текст печати не совпадает с тем, что на фото. Липа это! Чистой вода липа.
9
Моздок. 29 апреля 20 ч. 10 мин.
Частный дом, под номером сто десять, по улице Советской прятался за цветущими в палисаднике кустами черемухи. Во дворе, загнанная хозяйкой в конуру, бессильно рычала овчарка, скребла сильными лапами, порываясь вырваться на волю.
Дзоев и Сажин, слыша собачье ворчание, торопливо миновали двор и поднялись по досчатому крыльцу на веранду.
В комнате, выходящей окнами на белый от цветения сад, работали криминалисты. На кухне миловидная женщина в ярко красном костюме наносила валиком дактилоскопическую краску на растопыренные пальцы хозяйки, и аккуратно откатывала их на бланке.
— Нашли что-нибудь? — спросил майор криминалиста, обрабатывающего кисточкой сияющую лакировкой дверь плательного шкафа.
Порошок ровным слоем ложился на лак, отчетливо обрисовывая отпечаток.
— Пока ничего. Встречаются только хозяйские пальчики. Старуха недавно уборку делала, стерла все, что могло после гостей остаться.
— Что, вообще, ни единого?.. — не поверил Дзоев и прошел в комнату, осматривая нехитрую обстановку: круглый стол у окна, покрытый бархатной скатертью, старенький трельяж с шелушащейся амальгамой, собранный диван у стены ближе к двери…
— Ищем, — неуверенно ответил криминалист и направился к зеркалу, уже серому от графитового порошка.
Сажин в комнату не входил. Помочь экспертам он не мог, а мешать под ногами не хотел. Пройдя на кухню, где хозяйка мылила руки, смывая краску, спросил ее:
— Вас как величают?
Старушка обернулась, и он представился:
— Федеральная служба безопасности. Полковник Сажин.
… Вера Сергеевна Плетницкая была поражена ажиотажем, порожденным исчезновением ее постояльцев, но еще больше тем обстоятельством, что в доме работают не обычные милиционеры, а столь могущественная, вызывающая потаенный трепет организация. И была уже не рада, что польстилась на прибавку к мизерной пенсии и пустила военных на постой.
— Пенсия у меня триста рубликов, — испуганно затараторила она. — А давеча на базаре подходят солдатики и просят сдать комнату.
— Так солдаты или офицеры? — уточнил Сажин.
— А я, сынок, в них не разбираюсь. Одеты в пятнистую одежку…
— Когда это произошло?
Сажин задавал вопросы мягко, чтобы окончательно не запугать старушку. Тогда от нее путного не добьешься.
Она задумчиво посмотрела на потолок, перебирая узловатыми пальцами край выцветшего передника:
— Кажись, во вторник… Ага… в понедельник базар не работает.
— Значит… двадцать пятого числа?
— Ой, милок, — тягостно вздохнула она. — Числа-то мне не к чему. Разве что когда пенсию ждешь…
— Хорошо. При каких обстоятельствах вы познакомились? Только, пожалуйста, подробнее.
Волнение не оставляло пенсионерку, и, нервничая, она с надеждой посмотрела на полковника:
— Но ведь мне за это ничего не будет? Штраф или налог какой не сдерете? Мне и платить нечем…
— Нет, Вера Сергеевна. Никто копейки с вас не возьмет. Вспоминайте. Вторник, двадцать пятое…
Она возвращалась с рынка, купив по оптовой цене дешевые сигареты, которые потом перепродавала на вокзале уезжающим в Чечню солдатам. Навар копеечный, но на хлеб хватало.
Руку оттягивала набитая «примой» сумка. Она спешила на остановку: транспорт ходил плохо, и, если опоздать на автобус, что, по расписанию, подойдет минут через пять, следующего ждать придется долго. Платить за маршрутное такси денег не напасешься, а телепаться с тяжестью по городу тяжело, да и возраст не тот.
Она проходила мимо сквера, когда со скамейки поднялись двое военных, и один — улыбчивый такой, полный — вежливо поздоровавшись, спросил: не знает ли она, сдает кто жилье в наем?
У нее застучало сердце. На улице многие пускали в дом квартирантов. Проблем с ними никаких, зато лишняя копейка. Пенсия, как песок утекала сквозь пальцы: на продукты, за свет, на лекарства. А комната, пустующая после смерти мужа, могла принести хоть какой-нибудь доход.
Она предложила им свою комнату, назвала такую цену, что сама испугалась — плюнут на дороговизну и найдут другую. Опять же сказывалась отдаленность от центра, где магазины и рестораны, в которых теперь, кроме денежных военных, мало кто гуляет.