— Не вышло?
— А вон, полюбуйся…
Охранник, морщась, стащил правый рукав пиджака, демонстрируя туго перевязанную бинтом руку.
— Хорошо, что только поцарапал кожу…
— Ну-ну… — посочувствовал Иванов. — Ты, конечно же, попробовал его задержать?..
— Пробовал… Только куда там? Он, как шальной, чуть не под колеса бросился. Как его тачкой не сшибло, ума не приложу… Я пока на ту сторону перескочил — пусто. Никого… Людей спрашиваю: «Пробегал такой?», да народ пошел: моя хата с краю, ничего не знаю.
— Приметы запомнил?
— До примет мне было, — иронично хмыкнул Вадим. — Когда в тебя стреляют, самое время запоминать, во что одет и какой цвет глаз.
— Напряги память… Он худой?
— Как же, худой… Отъетый такой. Крепкий, подтянутый. Бегает хорошо для своей комплекции.
— А ты говоришь, не помню.
Иванов улыбнулся и, склонившись над бумагой, стал быстро писать.
— А одет он в спортивный костюм? — воспользовавшись паузой, уточнил Сажин.
— Какой костюм? Чего вы меня путаете? — взвился охранник. — В джинсе он был! В темных очках!
— Не волнуйся ты так, — оторвался от писанины Иванов. — Нервишки, брат, у тебя шалят…
— А чё нервишки! Вчера день в ментовке провел. Сегодня по новой. Одни и теже вопросы! Сколько можно? Может, вы меня подозреваете? Тогда так прямо и скажите. И нечего волокиту разводить!
Сажин протянул ему увеличенную фотографию Козырева.
— Он стрелял?
Взяв фото, Вадим какое-то время внимательно изучал ее, потом положил на стол:
— Со стопроцентной уверенностью сказать не могу. Что-то есть… И вообще, у киллера очки половину лица скрывали, и случилось все быстро. Некогда запоминать было…
— Ладно, — Сажин забрал фотокарточку. — Ты давно работаешь на Дадаева?
— Месяцев семь.
— В последнее время не замечал необычного?
— Вроде нет, — он снова вольготно расселся и, не спрашивая разрешения, закурил.
Оперативник с неудовольствием посмотрел на него исподлобья, но ничего не сказал.
— Так вроде? Или точно ничего?
— Я в умаровские дела не влезаю. Но, по-моему, он ничего плохого не ждал.
— Могли с ним посчитаться конкуренты?
Вадим откинул голову и пустил к потолку колечко дыма.
— Не думаю. Мы под солидной крышей, и тронуть нас никто не посмеет. И потом, не только Умар держит в городе автосалон. Ниши давно заняты, друг дружке стараются не мешать. Наехать могли только заезжие отморозки, но мы, то есть охрана, про то ни слухом, ни духом, да и Умар не больно суетился.
— Странно… — недоверчиво проговорил Сажин. — Живет человек, делает бизнес, никому не переходит дорогу, и вдруг — ни с того, ни с чего — его убивают. Странно… Охранник задумался, стряхнул пепел в декоративную пепельницу.
— Не знаю, имеет ли это какое отношение…
— Рассказывай, — насторожился Иванов.
— На днях к Умару наведывались двое. Не крутые, скажу точно.
— О чем они говорили?
— Вроде… от родственников привет передавали. От какого-то Аслана. Умара аж перекосило. Поначалу: «Не знаю никого. Выведи их, Вадим». Потом ему записку сунули.
— И что в записке?
— А я откуда знаю. Один из этих… захотел с Умаром с глазу на глаз побазарить. Хозяин нас и выгнал.
— Кого это — нас?
— Напарника моего Валерку и Ленку.
— Что за Ленка? — переспросил Иванов, облокотившись на руку.
— Секретарша Умара. Говорили, спит она с ним.
— Она сейчас на работе?
— Какая теперь работа! — покачал головой Вадим. — Новое место пора искать… Сегодня никто не вышел; дома она.
— Адрес знаете? — задал вопрос Сажин.
— А на фига мне? — удивился охранник. — Хотя, дайте мне телефон. Звякну в фирму.
Десятью минутами позже Сажин вышел на улицу. Отданная в его распоряжение «Волга» стояла на дороге у бетонного блока, преграждающего въезд машин на площадку перед РУВД.
Водитель копался в бардачке.
— Сергей, знаешь, где это находится? — Сажин показал ему клочок бумаги с адресом.
— Конечно! — он плюхнулся на мягкое сиденье и завел машину. — Едем?
Елена Радько проживала неподалеку от набережной, в старой, хрущевских времен постройки, пятиэтажке.
Ее однокомнатная квартира находилась на третьем этаже.
Сажину долго не открывали, хотя, нажимая и нажимая на звонок, он явственно слышал внутри движение.
Наконец клацнул замок, обшитая декоративной рейкой металлическая дверь, приотворилась. В узком проеме стояла запахнутая в простенький халат девушка с распущенными до плеч спутанными волосами и распухшим от слез лицом.
— Вам кого? — спросила она.
— Я по поводу убийства гражданина Дадаева.
— А-а… — протянула она бесцветно и посторонилась. — Проходите.
В коридоре вспыхнул светильник. Сажин разулся, осматриваясь.
Девушка жила со вкусом, и в средствах не нужды не имела. Виниловые — под деревянную плашечку — обои стоили немалых денег, как и прихожая, состоявшая из раздвижных шкафов-купе из натурального ореха с зеркальными дверями и антресолей.
С угрожающим рыком из комнаты вышел ротвейлер.
— Дик, пошел на место, — приказала Радько собаке, и та, нехотя, и не сводя с Сажина настороженных глаз, убралась на кухню…
— Идемте в зал.
Расположившись на угловом диване, Сажин посмотрел на девушку.
— Зареванная, да? — Коснулась она пальцами мешков под глазами. — Обождите меня минуту.
Она ушла в ванную. До Сажина донесся плеск воды…
«Весьма неплохой у девочки спонсор был», — подумал Сажин, оценивая обстановку.
Напротив дивана, на тумбе, стоял телевизор «Сони» с одноименным видеомагнитофоном. В мебельную стенку, заставленную хрустальными наборами, втиснут музыкальный центр. На стеклянном журнальном столике, рядом с телепрограммой, лежали пульты дистанционного управления. В углу комнаты, в деревянной кадке, росло тропиковое растение, распластав над головой Сажина широкие мясистые листья. Хрустальная массивная люстра с каскадом искрящихся граненных шариков висела под потолком.
Выйдя из ванной, она словно преобразилась. Вьющиеся длинные волосы собраны в пучок, на пухлые чувственные губы легла помада, а глаза искусно подведены тушью…
— Что вы хотели от меня услышать? — сев в кресло, спросила она.
Рассматривая акварели, висевшие на оклеенных импортной шелкографией стенах, Сажин невольно задал вопрос:
— Любите искусство?..
— А вам нравится? — ответила Лена вопросом на вопрос.
— Я, признаться, в этом мало что понимаю, но мне нравится. Особенно вот то полотно, с осенним лесом. У вас друзья художники, или купили по случаю?
— Вообще-то я сама художник, — грустно улыбнулась она. — Оканчивала художественное училище, даже персональную выставку делала. Только этим ремеслом и на хлеб не заработать… Выпить хотите?
Сажин отказался.
— А я выпью. Если не возражаете, вам принесу кофе.
Против чашечки кофе Сажин не возражал.
Радько ушла на кухню, загремела холодильником. Вернулась с подносом в руках. Сажин взял горячую фарфоровую чашку и пригубил кофе.
Лена плесканула водки в высокий, полный колотого льда бокал и бросила в него дольку лимона.
— Расскажите мне о визите двух мужчин в офис седьмого мая.
Прежде чем ответить, она сделала большой глоток горячительного напитка.
— Приходили… двое… — ответила со вздохом.
— Вы их раньше когда-нибудь видали?
— Нет, — сказала Лена Радько, не задумываясь. — Тогда — в первый и, наверное, последний раз. Это ведь они Умара застрелили, правда?
— Пока не знаю — честно признался Сажин. — А почему вы так решили?
Она ответила не сразу. В глазах заблестели слезы.
— Я чувствую… Понимаете, я никогда таким жалким Умара не видела. Никогда. Он изменился в лице, когда они отдали ему какую-то записку.