— Майор Беляев. Немедленно разыщите командированного из Москвы полковника Сажина, и высылайте группу в гостиницу… Он напряг память, вспоминая название.
— «Волгоград», — подсказала девушка.
— «Волгоград», — Он театрально поклонился, приложив руку к груди, и подмигнул ей.
Дежурная рассмеялась.
— И не забудьте судебного медика, — напомнил Беляев. — У меня труп.
Следственная группа заканчивала с осмотром. В коридоре маялись санитары морга, дожидаясь, пока судебный медик с экспертом опишут положение убитого.
Покойник распластался за столом, уронив окровавленную голову на руки, так, словно спал. На полированной столешнице подсыхала бурая лужа с ошметками вышибленного мозга. Такие же отвратительные серые кусочки густо залепили обои на стене… Сажин сидел на подоконнике, наблюдая за действиями специалистов.
— …В правом кармане брюк обнаружены монеты достоинством в пять рублей, — монотонно бубнил криминалист, извлекая рукой в резиновой перчатке мелочь, истертые бумажные обрывки.
Ослепительно била по глазам фотовспышка.
Следователь в присутствии понятых опечатывал в полиэтиленовом пакете пистолет с глушителем.
Личность покойного Сажин признал сразу, можно было и не сверяться с фотографией. В гостиничном номере нашел свою смерть Михаил Козырев — провинциальный киллер-неудачник, позже переквалифицировавшийся в наемники. Стоило пройти весь этот путь, скрываться от справедливого возмездия, чтобы в конце концов получить пулю от своих же подельников. В том, что Козырев был именно убит, а не свел счеты с жизнью, Сажин не сомневался.
И упакованный в полиэтилен пистолет наверняка засвечен. Скорее всего, именно из него были застрелены летчик в Моздоке, и автоторговец здесь, в Волгограде.
— Можете забирать! — сказал санитарам заглянувший из коридора Беляев.
Боком, протискивая в узкий дверной проем носилки, санитары прошли в номер. Расстелив на полу шелестящую пленку, с трудом перенесли на нее окоченевшее тело.
— Гавнист был мужичок при жизни, — хмуро пробормотал пожилой санитар и взялся за ручки носилок. — Ну, чего заснул?! — прикрикнул на молодого и менее опытного. — Жмуриков, что ль, ни разу не видел? Потащили.
Годных к исследованию отпечатков пальцев криминалисты не обнаружили.
— Пусто, — сворачивая химикаты, посетовал эксперт. — Никаких… Даже убитого. Наверное, перед уходом поработали тряпкой.
— Пусто, — вздохнул полковник. — Выходит, Слава, опять мы в хвосте?
Беляев невозмутимо ответил:
— Ничего, нагоним.
— Хотел бы я знать только: где и когда?..
Неделя кропотливой работы понемногу приносила свои плоды. К семнадцатому мая стало известно, что смерть Козырева наступила от выстрела в правый висок, но перед этим диверсанта отключили ударом тяжелого предмета по голове, в уже бесчувственную руку вложили пистолет, и его же пальцем нажали на спусковой крючок. Извлеченная пуля имела те же характерные повреждения, что и пули, отправившие на тот свет чеченского коммерсанта и боевого летчика. Единственные обнаруженные в гостиничном номере отпечатки — снятые с затворной рамы ПМ — принадлежали убитому. Круг замкнулся…
В регистрационной книге гостиницы жильцами триста восьмого номера значились: Русаков Сергей Сергеевич, шестьдесят восьмого года, Чертков Сергей Станиславович, шестьдесят шестого и Васильев Геннадий Борисович, тысяча девятьсот семьдесят второго года рождения. Все трое постоянно проживающие в Ростове.
В ГУВД Ростовской области ушла срочная телетайпограмма с запросом: проживают ли по указанным адресам данные граждане, и где они находились во временной промежуток с восьмого мая по настоящий момент?
Кроме того, во все регионы страны разошлись подробные описания подозреваемых. На местах требовалось в кратчайшие сроки провести проверку подозреваемых по картотекам и учетам, а также ориентировать работников аэропортов, железнодорожных и авто— вокзалов на их возможное появление…
Поздно вечером, когда Сажин укладывался спать, задребезжал телефон.
— Слушаю, — снял он трубку.
— Не спишь, полковник? — усмехнулся на том конце провода Наумов.
— Уже нет… — со вздохом ответил Сажин.
— Как обстоят дела?
Он не стал юлить:
— Пока никак.
— Вы что, топчетесь на месте?!
— Работаем, как можем, товарищ генерал.
Наумов взорвался:
— Плохо работаете! Протираете в кабинетах задницы, когда террористы рыщут по стране! Или вы уже и втроем не справляетесь с поставленной задачей?.. Может, стоит поискать вам замену?
Сажин не отвечал. Не было смысла спорить с начальником Главка, тем более, когда тот прав. Чего они добились за эти дни?..
Установили мощность бомбы, оценили мастерство подрывника, собравшего ее. Замысел начинить адскую машинку битым стеклом был поистине зловещим. Еще в годы войны школьники блокадного Ленинграда создали из обычных трехлинеек гранатометы, отстреливающие бутылки с толом. Чудо-оружие, повергавшее в шок гитлеровских хирургов. Стекло поражало не хуже металла, однако, под рентгеном обнаружить его было крайне сложно, а извлечь из раны и того сложнее. Стекло имело свойство крошить в тисках пинцета. Раны подолгу не заживали, принося мыслимые и немыслимые страдания…
Опросили почти три сотни свидетелей, получив более — менее подробное описание диверсантов. А те ускользнули, и, несмотря на принятые меры предосторожности, могут всплыть в любом уголке России. Всплыть, нанести подлый удар исподтишка и вновь залечь на дно…
— Чего молчишь? — поменяв интонацию, спросил Наумов.
— Сказать нечего. Все правильно, пока мы бессильны. Но могу сказать точно, мы нащупали к ним дорожку. Не станут мешать, лезть с советами и подгонять — даю слово офицера — я их возьму.
— Ишь ты… Был у нас такой. Чуть что, козырял словом офицера. Помнишь?.. Как оказалось, напрасно козырял. Раскрытий по громким делам — ноль, зато слово опустил до уровня половой тряпки.
— Я все сказал!
— На чем зиждется твой оптимизм, Евгений Александрович?
Вместо ответа Сажин задал вопрос в лоб:
— Вас сильно жмут?..
Генерал только крякнул в трубку.
— Ничего, терпимо. Хотя губернатор ваш…
— Его тоже можно понять. Осенью выборы, а куда ему с таким багажом? В городе на каждом углу кричат: Лобов не контролирует ситуацию, Лобов лоялен к чеченцам, а они нас убивают. Есть и такие, что призывают чуть ли не к погромам.
— Хм… Ладно, положусь на твой опыт. Но имей в виду, Сажин, времени у нас в обрез. Неделя сроку, максимум две, но чтобы этих подонков ты мне приволок. Живых или мертвых!..
Разбудил его громкий, требовательный стук в дверь. Переламывая сонливость, Сажин босиком направился к двери.
Дверь распахнулась, и с ног его едва не сбил ворвавшийся Юрий Кожемякин. Несмотря на утреннюю рань — на часах, Сажин сквозь слипающиеся глаза рассмотрел, было четверть седьмого, — он был чисто выбрит и благоухал туалетной водой.
— Какого черта? — проворчал Сажин, пропуская его в комнату. — Ты знаешь, который час?
— Новости! — возбужденно потряс зажатой в кулаке бумажкой Кожемякин.
Подполковник Кожемякин слыл лучшим спортсменом 3-го отдела. В отличие от сослуживцев, посещающих спортзал исключительно в дни занятий, и то раз в неделю, он около семи лет серьезно увлекался бодибилдингом. Утро начинал в пять часов, после разминки до седьмого пота жал железо, и в обеденный перерыв, если позволяло время, не бился, как другие, с компьютером, а уходил упражняться в тренажерный зал. При относительно невысоком росте, он был широк в плечах; и выглядел почти квадратным. Бицепсы, на зависть коллегам, до отказа заливали тесные рукава рубашки. Могучая бычья шея переходила в лысеющую — «от безмерного употребления стероидов», — шептались завистники, — голову.
Обычно веселый в общении с друзьями, он совершенно менялся, когда дело касалось его криминальных оппонентов. Задержания, что проводил Кожемякин, редко обходились без переломов и вывихов. И последний отказник ломался на допросах; идти в отказ и дальше — взирая на атлетическую фигуру — решался далеко не каждый…