Пока другие плескались в реках и озерах, радуясь летнему дню, я холодела безо всяких дождей. А ведь еще неизвестно где, обиженная моими словами, теперь жила свою новую жизнь Клэр.
На этот раз я сфокусировалась и прыгнула без раздумий.
Серая квартира. Довольно тесная и унылая – не чета нашему особняку. Узкая, как вагон, кухня, старая посуда, невысокие пыльные окна, вытершийся линолеум.
Я смотрела на нее из коридора – на Клэр. Та, понурив плечи, пила чай – по крайней мере, монотонно звякала ложкой о край чашки.
– Эй, привет! – позвала я негромко, чтобы не напугать. – Клэр, почему это? Ты ведь могла позволить себе лучше?
Спрыгнув с коленей подруги, громко и радостно мяукнула рыжая кошка.
– Это была не я, понимаешь? И этого дня не было ни для кого, кроме тебя, – его попросту не существовало.
На сбивчивые объяснения я потратила уже минут пять – съемная квартира подруги до боли напоминала мне «хрущевку». Оказывается, Клэр растерялась – выбитая из колеи моим «судьбоносным» решением с ней расстаться, она сняла первое, что попалось под руку – свою-то квартиру давно продала…
– И я никогда бы не решила тебя уволить. Да и вообще, это слово сюда не подходит. Ты давно для меня не «работница», а родной человек, подруга. Ты поверила ей?
Глупый вопрос: не ей – «мне».
Клэр кивнула. В ее глазах будто навечно застыло удивление, смешанное с печалью. И глубже стали морщины.
– Как такое возможно, Дина? Чтобы ты… и не ты?
– Я не знаю. Правда, не знаю. Но я выясню.
– Конечно, я поверила…
– Я знаю. Прости.
Я извинялась за то, чего не совершала, и в душе кипело негодование – меня подставили. Нас. Но о лысой башке на экране распространяться не стала – вдруг хлыст дотянется и сюда? Риск-риск-риск, теперь везде чертов риск.
– Послушай, когда все это закончится, когда я со всем разберусь, я приду к тебе, и мы пойдем назад, да?
Шишка из темных волос стянута небрежно – всегда аккуратная и подтянутая Клэр Мэтьюз никогда раньше себе этого не позволяла. А теперь она сидела на чужой кухне в мятой блузке, пила чай из нелюбимой чашки и боялась вновь начать надеяться.
– А смешарики… нормально?
Ей хотелось знать, что все хорошо. Хотелось верить, что то, что случилось – настоящее недоразумение, а вовсе не игры моего плохого настроения.
– Нормально. Клэр, – я наклонилась вперед и заглянула ей в глаза. – Кто-то меня подставил, прикинувшись мной. Я никогда бы не попросила тебя уйти.
Она оттаивала; в смятении то комкала пальцами угол бумажной салфетки, то торопливо терла высокий лоб.
– Ты слышишь меня?
– Слышу.
– Это была не я.
– Не ты.
– Это все закончится, я тебе обещаю. Просто кто-то,… это чья-то злая шутка.
– Неудачная шутка. Дин, слушай, – она вдруг встрепенулась, – а когда ты придешь ко мне в следующий раз, как я узнаю, что ты – это ты?
Хороший вопрос. Просто отличный. За окном проехала машина, и стекла в раме задребезжали. Вместо ответа, я вытащила из сумки блокнот и, прикрыв лист рукой сверху, написала:
«Нашим словом-паролем будет „Ганька“».
Показала.
Черт его знает, сможет ли «лысая» выудить эту информацию, если имеет доступ к информационным полям… Наверное, сможет. И не поможет ни моя ладошка над бумагой, ни конспиративное молчание в чужой и тесной кухне. Однако, хоть какая-то мера защиты.
– Поняла меня? Порви, когда я уйду. Или сожги.
Подруга кивнула. Взглянула на меня жадно, словно не хотела отпускать, с затаенной тревогой на дне темных глаз.
– Дин, а кто мог сделать вторую тебя? И зачем?
Да-да, именно те вопросы, ответы на которые я и сама не прочь бы узнать.
Обувалась я в темной прихожей – под потолком висела перегоревшая лампочка.
Любая сложная ситуация в первую очередь воздействует на стрессы – взлетает перед лицом черной вороной и каркает о том, что теперь будет «совсем-совсем плохо». Главное в этот момент – не поверить ей. Дать покаркать, покричать, что «все плохо», пропустить сквозь себя и позволить уйти.
Прозрачная я, прозрачное тело – текущий сквозь меня мир со своим плохим, хорошим, тревожным и радостным.
Шестнадцать ноль пять на часах.
Я сидела в сквере и, вместо того, чтобы пытаться нащупать ответ «что делать» разумом, силилась почувствовать его интуицией. Дрейк учил многому, в том числе и этому.
«Свобода от мыслей. От зависимостей. От боязней. От себя». Просто мир. Просто день. Такой же теплый и летний, независимо от того, что в моей или чужой голове. Дан урок, значит, будет дан и ответ о том, как его пройти.