«…скорбь великая‚ вражда несказанная‚ ересь и шатание в людях…» Кто допишет за сочинителя «Книгу надежд и заблуждений»? Кто поспешит через весь город, двумя автобусами с пересадкой, доскажет сказку трехлетнему с пятилетней?
Пройдут в траурной процессии девушки из журнала в одеждах и без: «sunshine… rich red… fresh blue…» Радио нашепчет голосами осиротевших: «Почему они танцуют и раздают сладости‚ когда мы оплакиваем своих? Отчего мы не танцуем, если они хоронят?..» – «Грузим детей своих, грузим внуков. Горестно, что оставляем их в таком мире. И стыдно…»
– Слепым легче, – скажут одни. – Они не видят хотя бы чужого горя.
– Они не видят, – согласятся другие. – Они слышат. Даже плачущих молча.
Бывает год тигра, обезьяны, лошади, петуха…
Когда же наступит год человека?
На стене, рядом с камином…
…закреплена продолговатая плата бежевого цвета. Ее соорудил Артур, столяр из Бейт-Лехема, мы не противились.
На плате поместили рисунки внуков наших и внучек.
Смотрят с листов девочки в цветных нарядах, косички торчком, под оранжевыми солнцами, голубыми полетными облаками. И руки распахнуты на стороны, без утайки отдавая себя.
Злобу можно скрывать.
Доброта – ее не упрячешь.
Даже у птиц на рисунках распахнуты на стороны руки-крылья.
– Обезьянка в красных штанишках увидела поломанный рельс. Что ей делать?
– Ничего‚ наверно.
– А паровоз? Паровоз-то едет.
– Тогда не знаю.
– Сдаетесь?
– Сдаюсь.
– Объясняю. Обезьянка должна снять штанишки и помахать ими. Машинист увидит красное и остановится.
Усомнились:
– Это, наверно‚ очень большая обезьяна. С большими красными штанами.
– Нет‚ обезьянка маленькая.
– Но паровоз-то огромный. Огромный паровоз на огромной скорости. С него не заметишь красные штанишки.
– Нет‚ – категорически. – Обезьянка маленькая. Маленькая обезьянка в красных коротких штанишках.
Это автор выдумал обезьянку‚ которая махала штанишками возле поломанного рельса. Паровоз был далеко‚ теперь надвигается и грохочет; слепой машинист сурово глядит вперед‚ безумный кочегар азартно подбрасывает уголь в топку‚ лопату за лопатой‚ крохотная обезьянка машет и машет выцветшими на ветру‚ трепаными штанишками...
Одни соскакивают с поезда за минуту до крушения.
Других сбрасывают.
А радиоволны накатывают и накатывают: горе проливное, тревоги с опасениями.
– Приемник. Мой старый, безотказный трудяга. Кинулся со стола на пол, покончив с последними известиями. Приемники – они чувствительны.
Но возопит некто в изнуряющей бессоннице, ладони вздымая к потолку:
– Имею право! Право имею! На смягчение нравов. При кротости и мудрости правления. И если ради нас создан мир, отчего нет в нем покоя?..
Мир жесток к нам, теперешним. Болезнями, затоплениями, трясением земли, стужей отчаяния, народами претерпеваемой. А мы жестоки в ответ.
Солдат убил пару солдат.
Студент порешил сокурсников.
Тихий мальчик убил свою маму, зашел затем в школу, расстреливал в упор первоклашек.
Кого не прикончил первой пулей, тому досталась вторая.
И без них нормально.
Говорите в объяснение всякое: вырос без отца, переболел свинкой в детском возрасте, родился ногами вперед, что не способствовало…
Остерегал мудрый рабби и остерегал не однажды: «Только пучок соломы не вызывает ненависти». Солнце тускнеет. Воздух тяжел. Затвор передернут и дослан патрон, дожидаясь команды в канале ствола. Вламываются без спроса неисчислимые толпы, а места и прежним маловато, – как выделиться безликому, бесталанному, который изгрыз свои ногти? Как проявить себя в отпущенном месте и времени?
Проклюнется заморыш, опьянелый от возможностей, понизит возрастной ценз.
Ясельные на примете.
Роддомовские.
В чреве матери.
Нож дырявит тело‚ пуля дырявит душу. Которая любила и страдала‚ взмывала в восторге и опадала в печали. Да есть ли такие удачливые‚ которых войной не задело и голодом не изнурило?..
Отчаяние сотрясает миры. Рушит перегородки. Раздирает завесы. Возносит до невозможных высот, чтобы высказать лицом к лицу: «Господи милосердный! На каких весах Ты нас взвесишь? Порадуешь или покараешь? Мы приходим, и мы проходим, – конца нет беде...»
Родители «починают» детей и уходят, оставляя в наследство не пасадобль, бальный танец, не кадриль лансье, пять фигур с поклонами – страхи, заготовленные про запас.
Розы между тем распускаются. Жимолость зацветает. Азалия. Глициния по весне. Занимательный аттракцион в парке – «Конечные дни».