Лесник сказал, что ромашки, которые я сорвал, не простые, а особенные, под охраной государства. Я сказал: “Будет вам заливать-то! Ещё скажите, что они в Красной Книге”. Лесник сказал, что в Красной Книге. Даже назвал сорт. Название у сорта какое-то зверско-латинское. Какой-то там ромашкус-дефицитикус. Как по мне – так ромашки ромашками. Ан нет, особенные, сорви – и платить штраф замучаешься.
Я пытался объяснить: мол, сорвал всего-то три несчастные ромашки, и не для себя, а заради следствия. Лесник гнул своё: будь хоть сыщиком, хоть президентом Гондураса, а штраф плати.
Штраф с меня лесник таки содрал. Даже выписал квитанцию. Когда протянул квитанцию мне, лесник сказал: “Ромашки можете забрать. Считайте, что купили их у государства”. Ромашки я таки на поляне не оставил. Дурак я, что ли, оплаченный товар выбрасывать?
Когда я завёл мотор, лесник сказал: “Ваше счастье, что не въехали машиной на поляну, да не передавили полполяны ромашек. Не расплатились бы. Уж очень эти ромашенции редкие”.
Тут в мою бестолковую головёху шибанула супермысль: если ромашенции редкие, то не настолько ли, что могли бы стать шикарной уликой против Влада?
Я сказал: “Только не говорите, что таких ромашек во всём лесу только одна поляна”. Лесник улыбнулся, кивнул, сказал, что ромашки редкие, растут только на той поляне, и больше нигде в области. Потому лесник с недавних пор возле той поляны и ошивается. Ведь восьмого июля, в День Петра и Февронии, когда проезжал вечерком мимо поляны, лесник заметил безобразие: какой-то урод днём передавил колёсами полполяны, да сорвал редчайших ромашек целую охапку.
Я вспомнил, что Влад, когда приехал к Тане в день убийства Алёны, подарил Тане по случаю Дня Петра и Февронии огромный букет огромных белых ромашек. В этот день все влюблённые дарят друг другу ромашки. Ну, не все, но некоторые, которые знают, что символ Дня Петра и Февронии – белая ромашка. Влад о празднике и о символе праздника знал. Праздник аккурат для Влада, пламенного почитателя семьи, любви и верности.
Получалось, что Влад подарил Тане ромашки с той поляны, где оставлял джип, чтобы прогуляться до убийства Алёны и обратно.
Я подумал, как было бы хорошо ткнуть Влада носом в те ромашки, что он подарил Тане, и спросить: где, гадёныш, ты нарвал этих ромашек, если клянёшься-божишься, что к дому Тани в день смерти Алёны не подъезжал?
Затем я подумал: неужели Влад такой дурак, чтобы срывать ромашки в том месте, где оставлял машину? С другой стороны, почему бы и нет? Откуда Влад знал, что те ромашки редчайшие?
Лесник тем временем пожелал мне с Красной Книгой больше не шалить, да потопал к лесу.
Я позвонил Тане, спросил, как себя чувствуют те ромашки, что Влад подарил Тане восьмого числа, в день Петра и Февронии. Таня сказала, что ромашкам пришёл капут. Завяли к вечеру. “Такая у Влада любовь” – добавила Таня со смешком. Таня ромашки выбросила.
Не знаю почему, но я подумал, что ромашки Влад сорвал да оставил в машине на жаре и без воды, потому и завяли так быстро.
В надежде на чудо я спросил, лежат ли ромашки до сих пор в мусорном ведре Тани и дожидаются ли меня. Таня сказала, что ромашки выбросила вечером, а с утра пораньше мусоровоз танин придомовой контейнер очистил.
После разговора с Таней я чуток приуныл. Прижать Влада к стенке белыми ромашками сходу, без занудных экспертиз, не удалось.
Оставалось уповать на многочасовую экспертизу следов масла, что я нашёл на лепестках белых ромашек, и на то, что масло на ромашках окажется из джипа Влада.
*
*
Я покинул ромашковую поляну, проехал просеку, подкатил к выезду на трассу, притормозил. Я готовился к выезду на главную как учили: сначала посмотрел налево, затем направо. Когда смотрел направо, взгляд притянуло белое пятно на пассажирском сидении. Ещё бы оно взгляда не притянуло! То ж были ромашки, будь они неладны, купленные у государства по дикой цене.
Со словами “Из-за вас, заразы, я потерял кучу денег!” я посмотрел на ромашки, затем подумал, что ромашки-то ни при чём, виноват-то я. Пару секунд я смотрел на ромашки, затем понял, что пялюсь на них неспроста. Мой взгляд притянуло что-то, отличное от красоты ромашек и той цены, в которую они мне обошлись. Однако я никак не мог понять, с какой радости я уставился на ромашки как баран на новые ворота.
Я заглушил мотор, рассмотрел ромашки повнимательнее. Ромашки как ромашки, ничего более. Лепестки не как у кактуса, понятное дело. Стебельки не как у эвкалипта. Листья похожи на те, что у обычных ромашек. Пыльца…