— Причём в одно и то же время.
— Я, конечно, не спец по детективной работе, — признался Генрих. — Но вам бы посоветовал пристальнее смотреть на совпадение по времени, а не по взрывчатому веществу. Аммонал — одно из наиболее логичных решений. Скорее всего, виновники обоих взрывов шарились по одним и тем же сайтам.
— Понял я… — Лёха с некоторым презрением рассмотрел шар взрыва, поднявшийся над домом у Кольцевой, явно от обычного китайского пиропакета. По сравнению с экспериментальным зарядом для соревнований он был как кустарная табуретка рядом с резным креслом из салона. — Генрих! А можно как-нибудь глянуть на ваши выступления?
— Почему нет? Хотя… Ближайшие дни мы работаем у слишком крутых. Они не любят лишних глаз. Вот через неделю будет показательное выступление для детского дома. Там запросто, — пиротехник, видимо, заметил скепсис в глазах опера и поспешил добавить: — Не думайте, что на благотворительность мы притащим дешёвку. Конечно, реактивы денег стоят. Но для людей, которые вряд ли когда-нибудь смогут заказать себе фаер-шоу, мы стараемся не меньше.
Глава тринадцатая
Детский день
Пронеслись выходные и русское православное Рождество. Распорядок службы понемногу устаканился, возвратился в обычное русло без усиленных нарядов, авралов и другой чрезвычайщины. Лейтенант выбрался в спортзал и больно получил от тренера по ушам с присказкой: будешь пропускать занятия — тебя даже на тренировочном спарринге изобьют.
А ещё опера отметили, наконец, прошедшие праздники. Получилось не слишком весело. Посидели, выпили, Васина девушка привела Лёхе подругу, увы, только для того, чтобы выделяться на её фоне в лучшую сторону. Водки не хватило, чтобы подруга стала смотреться конкуренткой спутницы Василия.
Тем более Инги. Лёха не особо ей увлёкся, вспоминал редко, но невольно сравнил… И отправился спать один.
На Православное Рождество начали ремонтировать «Заряну», уже под другим именем и с другим владельцем. Как и в случае с метро, власти сочли: лучшим ответом террору будет восстановление нормальной работы. Новые хозяева получили помощь из муниципального бюджета, вставили стёкла. Согласования, на которые уходили месяцы, как по мановению волшебной палочки уместились в один день.
Проходя мимо, Лёха задержался у импровизированного мемориала. На щите, в прежней жизни рекламном, под полиэтиленом темнели четыре прямоугольника с фотографиями. У подножья лежали цветы и горели лампадки. Под детские фото кто-то положил куклу, и она уставилась в небо глупыми мокрыми глазами.
Папаныч перестал оберегать Лёху от дополнительной работы, подкинул пару материалов о кражах из машины и из подвала. В довесок ещё мордобой с тяжкими телесными. Теракт терактом, но кому-то надо и текучку разгребать. Два раскрытия за неделю — взрыва на Городецкой и причинения смерти по неосторожности в Лепеле — уберегли лейтенанта от взысканий, поощрений он тоже не получил. Плюс на минус дал ноль.
По «Заряне» Лёха получил прозрачный намёк — больше обращать внимания на количество бумаги и изображение бурной деятельности в помощи расследованию КГБ, но особо не усердствовать: преступление объявлено раскрытым, оставшийся в живых злодей арестован.
Снег, с утра сухой, к обеду перемешался с дождём, потом полил дождь без снега. Лейтенант вдруг спохватился: он торчит у входа в магазин нелепым столбом, капли стекают по физиономии.
А где-то сидит и в ус не дует заложивший бомбу в хранилище для сумок.
И, не исключено, снаряжает следующую бомбу, уверовав в безнаказанность.
Сколько ещё таких мемориалов появится в Минске?
Вася Трамвай не тратил время на долгие размышления. Он, прикреплённый к опергруппе по содействию в гэбэшном расследовании терактов, в день Лёхиной лепельской поездки разослал восемь десятков повесток юным спортсменам из Олимпийского спорткомплекса и тем самым превратил один день Первомайского угрозыска в сущий ад.
Первые сигналы тревоги раздались накануне в виде встревоженных телефонных звонков, иногда просто от родителей, иногда от некого милицейского и прокурорского начальства. Кто-то дозвонился до оперов, кто-то — до Папаныча, совсем не улучшив тому настроения.
Наутро случилось страшное. Хоть повестки расписывались с интервалом в десять минут по два человека, Василий и представить не мог, что большинство юных спортсменов заявится с самого утра. В основной своей массе — с родителями. Иногда с обоими, некоторые позаботились о присутствии адвокатов. Добрая половина детей украсилась следами предварительных профилактических мер: от сияющих огненно-бордовых ушей до заплаканных мордочек.