— Третий раз за вечер сталкиваемся — это судьба. Не подвезёте?
— Нет.
Девушка открыла дверцу «Рено».
— Вы даже не спросили, не по пути ли нам.
— Не по пути. Куда бы вы ни ехали.
Она опустилась на сиденье, но опер удержал дверцу, не давая закрыть.
— Несмотря на приказ Бекетова всемерно мне помогать?
— Лично мне Евгений Михайлович ничего не приказывал. Отпустите дверь.
Лёша, в общем-то, понимал, что буркнуть извинение и позволить ей захлопнуть дверцу — самое правильное. Но дух противоречия взял верх.
— Не обязательно. Сейчас здесь проходит милицейская спецоперация. Имею право конфисковать автотранспорт или требовать у водителя отвезти меня по назначению.
— Это меняет дело, — Инга внимательно глянула на приставалу. — Тогда мне придётся заявить, что некий сотрудник милиции с перегаром на версту пытался залезть ко мне в машину и изнасиловать.
— Правда? А вы знаете об уголовной ответственности за заведомо ложный донос?
— Мне плевать! — Инга источала злость, выражение брезгливости на лице не добавило ей привлекательности. — Вам тогда конец.
— К сожалению, опыт оперативной работы кое-чему учит. Выключаю запись, — Лёха взмахнул смартфоном. — Теперь, даже если взаправду изнасилую, у меня есть железная отмазка.
— Тогда держите ключи и езжайте куда хотите. Я вызову такси.
Лёха неожиданно отпустил дверь.
— Девушка! Я бы сам вызвал такси. Но если каждый день вызывать — мой оклад закончится через неделю. По-хорошему прошу: подкиньте домой. Здесь недалеко. Насиловать не обещаю: слишком уж устал, извините.
— У вас куртка грязная. Перепачкаете салон.
Чувствуя, что крепостная стена дала трещину, Лёха обежал машину, на ходу срывая пуховик, и брякнулся на переднее сиденье справа.
— Свитер грязный только сзади. Там кровь, стекляшка после взрыва воткнулась.
— Ехать-то куда? — обречённо спросила Инга.
— На Руссиянова, направо и в конец. Километра три всего. По ночам часто хожу, когда транспорта нет.
«Сандеро» выехала к оцеплению. Лёша показал корочки, обошлось без задержек.
— Что же сегодня помешало? Или так хотелось со мной прокатиться?
Её лицо, освещённое приборной панелью, уже не казалось столь сердитым, как две минуты назад.
— С вами приятно, и ежу понятно. Но, если честно, и правда, устал, не врал вам. Завтра… Точнее уже сегодня, да, к девяти на совещание, там заступаю на сутки до девяти первого января. Но вам это вряд ли интересно.
Из печки потянулось долгожданное тепло. Лёха протянул руки навстречу воздушным струям.
Инга косо глянула на пассажира, на сбрую оперативной кобуры с пистолетом.
— Скажите… Лазить по трупам, бегать где-то ночь напролёт, выглядеть, будто вас верблюд жевал… Оно того стоит?
— Был бы я девушкой и смотрелся как вы… Ну, хоть вполовину как вы, точно бы не стал.
— У меня свои проблемы. Но не все же мужики идут в милицию. Платят мало, верно? Жильё хоть дают?
— Государственное арендное. И то не сразу. Пока снимаем комнату с другом на двоих, — Лёша усмехнулся. — Ждёте услышать трогательную историю, как в лихие девяностые мафия перебила мою семью, поэтому я поклялся стать ментом и отомстить по-голливудски?
— Например, так.
— Всё проще. Я из очень маленького умирающего городка. Был заводик, в девяностые годы коптил по инерции и закрылся — никому он не нужен. Народ разъехался, кто куда мог. Отец спился. Мать умерла. Старший брат свалил в Россию, от него седьмой год ни письма, ни звонка. Всё! На таких, как я, с детства ставят клеймо неудачника.
— Но на самом деле вы не такой.
Чётко очерченный профиль Инги на фоне стекла не выражал ни насмешки, ни других эмоций.
— Не такой. Я вырвался из своей дыры. Для меня и эта должность, эта тощая зарплата и эти погоны — реальный успех. И что в Минске оставили, не отправили назад в область, так потому, что из городского главка за меня ходатайствовали. Понравился им на стажировке.
— Что же, каждый борется, за что хочет и как может. Подъезжаем? «Рено» свернуло на улицу Руссиянова.
— Да. Пару кварталов вперёд.
Где находится машина, Лёха больше угадывал, чем видел. Стараясь не глядеть на девушку в упор, он постоянно косился на неё.
Черты лица у Инги были скорее яркие, нежели правильные. Густые тени и сильно накрашенные ресницы подчеркивали глаза. Столь же вызывающе смотрелись губы — пухлые от природы (а может, ботокса?). И не понять, здоровый румянец на щеках от молодости и здоровья либо от сочетания множества слоёв косметики — сначала всякие би-би и си-си кремы, основы, потом тональные… Или наоборот? Лейтенант не отличался эрудицией в сложной науке под названием мейк-ап. На секунду подумалось, опознает ли он её без раскраски? Если ещё и блонди-парик нацепить, вряд ли.