Выбрать главу

— Здесь?

— Направо. Сожалею, что раскрутить вас на разговор за жизнь нет времени. Хотя… вы же свидетель. Нужно допросить. Но этим скорее гэбисты займутся.

Инга притормозила в тупичке.

— Почему я свидетель?

— Были у места происшествия накануне взрыва. Они так или иначе всех установят, допросят. Где родилась, где крестилась, есть ли родственники в ЦРУ и ИГИЛ, само собой.

— Только этого не хватало!

— Спасибо, что подвезли. На чай не приглашаю.

Лёха открыл дверь.

— Вас как зовут, милиционер?

— До сих пор не представился… Лейтенант Алексей Давидович, уголовный розыск Первомайского РУВД.

— Алексей, позвольте один совет. Постарайтесь быть полезным Евгению Михайловичу, если вы столь способны, как себя рекламируете. Он умеет ценить нужных людей. Но не идите поперёк его воли. Например, заставив меня подвезти вас.

— Я не заставил, а попросил. И записи на мобилу не делал. Впрочем, неважно. Спасибо вам, Инга, что подвезли, и прощайте.

Он вылез из машины, сжимая в руках грязный подранный пуховик, на котором пробитый американский орёл утратил былое величие.

Огни «Рено» моргнули в конце двора. Лёха вздохнул и поплёлся к подъезду. На душе было гадко.

Собственно, там и не могли порхать бабочки. После увиденного в «Заряне» даже самому закоренелому цинику стало бы не по себе. Вдобавок, разговор с Ингой оставил скверный осадок.

Чего он, собственно, достиг? Поставил на место, добился своего. Обманул и дал понять — ты поверила и повелась. Гордо сказал «прощай» после того, как поговорили вроде бы по-человечески, не навязался на продолжение знакомства, то есть будто сам её «продинамил».

Инга, конечно, весьма напоминает заносчивых хищных самок, вызывающих спортивный интерес: обуздать, укротить и принять позу победителя. Надолго связывать себя с такой здравомыслящему мужику даже в голову не придёт.

Но девица не была похожа на чистой воды пиявку, вытягивающую соки из мужика, запавшего на её прелести. В манерах, словах, даже в повороте головы у неё есть что-то такое, не вписывающееся в портрет стандартной хищницы. Из-за этого мелкая победа Лёхи, выходит, не стоит ни рубля.

«А, семь бед — один ответ», — решил опер, принимая душ. Под лопаткой щипала ранка от стекольного пореза.

Прав Гаврилыч, нужно держаться от Инги подальше.

Глава четвёртая

Часовая пятиминутка

Порог райуправления Лёха переступил образцовым оловянным солдатиком: в парадной форме, «начищенный, выбритый и отутюженный».

Его сосед по кабинету Василий, по прозвищу Вася Трамвай, также явился при белой рубашке и блестящих погонах — несение службы в праздничный день обязывало цеплять китель и шинель, операми не любимые. Служба в розыске приучает не афишировать на улице принадлежность к милицейскому ведомству, отчего Лёхе сходил с рук его басурманский имидж со щетиной и курткой, словно отобранной у бомжа. Впрочем, этой ночью пуховик был признан павшим и торжественно спущен в мусоропровод.

«Трамваем» напарника звали отнюдь не за богатырское телосложение, под стать многотонному транспортному средству. Василий, наоборот, был ростом невысок и фигурой хилый. На одной из первых самостоятельных вахт он «надежурил» труп. Человек, явно отравленный, сел в вагон на первомайской территории, там же ему стало плохо. Вася, забив на раскрытие, потратил полдня, чтобы доказать: потерпевший окончательно дал дуба, когда трамвай громыхал уже по Советскому району. По правилам, когда место преступного посягательства неизвестно, глухарь с трупом виснет по месту смерти, в данном случае доставив головную боль уголовному розыску Советского РУВД.

— Хорошо смотришься! Помылся, побрился. Наверно, исподнее чистое надел. Если залюбят тебя до смерти, чтоб сразу в этом и похоронили.

— И тебе доброе утро, приколист, — Лёха повесил шинель в шкаф. Из зеркала на него глянула физиономия, далёкая от лучшего состояния — бледная от недосыпа и волнения. Да и в промежутках между неприятностями, у оперов всегда недолгими, он совсем не годился бы в кинокастинге на роль героя-любовника. Слишком худое лицо, зауженное в нижней части так, что о подбородок можно уколоться, было украшено редкими тёмными усами. Серые глаза никак не желали отсвечивать стальным блеском и несокрушимой уверенностью. Чёрные прямые волосы Лёха всегда стриг коротко: отпущенные на свободу, они норовили разбежаться в разные стороны. Между подбородком и узлом галстука нервно дёргался острый кадык.