РАННИЕ СУМЕРКИ
За окнами шел снег, по радио пел Утесов, в коридоре кричал, как ребенок, кот Васька, которого мать мыла в тазу особым мылом — от него, говорили в аптеке, пропадут блохи. Маленькая елка стояла в углу на телевизоре, и от нее приятно пахло хвоей. Елку купили и поставили вчера, но еще не наряжали.
Слава связал в узел грязное белье, которое мать просила отнести в прачечную, и сунул узел в большую спортивную сумку. Затем Слава подошел к зеркалу, склонил голову и принялся рассматривать пробор, тонкой белой жилкой выделявшийся даже на светлых, слегка вьющихся волосах, потому что накануне Слава аккуратно выбрил этот пробор. Убедившись в безукоризненной прямизне пробора, Слава поднял воротничок сорочки, надел и завязал тонким узлом галстук, затем, опустив воротничок, застегнул длинные уголки этого воротничка на перламутровые с четырьмя дырочками пуговицы.
Приехал Вадим, с некоторой завистью оглядел Славу и сказал:
— Где ты только достаешь такие вещи?
Слава подправил маникюрной пилочкой свои белые ногти, басовито ответил:
— Батничек мать спроворила, а щузню взял у комка.
«Щузня» — мужские полуботинки — была из дорогостоящей кожи, лаково-желтой, с узором из мелких дырочек на носах.
В темном полированном серванте вместе с хрусталем стояло несколько книг, среди которых Вадим заметил двухтомник Есенина.
— Читал? — кивая на него, спросил Вадим.
— Некогда читать, — сказал Слава, беря с низенького столика деньги и убирая их в новый кожаный бумажник. — Хотя «Собаке Качалова» читал. Ничего…
Пятнадцатиметровая комнатка была перегорожена. На двери перегородки висели шелковистые занавески. За перегородкой был угол матери: кровать, шкаф, тумбочка. Слава спал в большей половине на раскладном кресле.
Вошла мать с завернутым в махровое полотенце котом. Мать была высокой, красивой женщиной с пышной прической и голубыми глазами. Положив кота в кресло, мать прошла на свою половину, быстро сбросила халат, и Вадим увидел ее обнаженную прямую и белую спину. Вадим стыдливо отвернулся.
— Слава, — сказала мать, — застегни-ка!
Краем глаз Вадим заметил, как мать накинула на плечи бретельки, завела руки за спину и оглянулась, ожидая помощи сына. Слава неторопливо застегнул пуговицы.
Вадим не мог понять, почему мать Славы не стесняется двадцатидвухлетних парней.
Кот тщательно вылизывал свою влажную шкурку.
— Захвати еще мою юбку, — сказала мать и неодетая вышла в большую половину комнаты. Она принялась отыскивать юбку в нижнем отделении серванта, нагнувшись и положив одну руку на бедро.
Вадим почувствовал неловкость, покраснел и, чтобы не выдавать своего смущения и не созерцать далее соблазнительные формы сорокалетней женщины, поспешно вышел в коридор.
У окна на табурете сидел сосед, тощий и лысый токарь Коля, курил сигарету через черный самодельный мундштук. На полу еще были видны брызги от мытья кота.
— Удумала чего, — сказал Коля, щурясь от дыма, — котов мыть!
— Дрессированный, раз дается мыться, — дружелюбно сказал Вадим, глядя в окно на кирпичную стену, на заснеженный куст, на идущий крупными хлопьями снег.
— Рублевочкой не разживешь? — тихо спросил Коля.
Вадим усмехнулся и отрицательно покачал головой.
Из уборной вышла старуха, другая соседка, принюхалась и со злобой сказала:
— И курят, и курят, дышать нечем!
— Шла б ты отсель, Ивановна, пока чувствую равнодушие! — прикрикнул на нее Коля.
Появился Слава, одетый в дубленку и пыжиковую шапку, с объемистой сумкой. Вадим нацепил на голову своего кролика, надел ратиновое осеннее пальто. Шли вдоль линии железной дороги. К вокзалу бежала электричка, повизгивая колесами на стрелках.
— Отец обещал мне сделать однокомнатную квартиру, — сказал Слава, поджигая сигарету фирменной американской зажигалкой.
— А кто твой отец? — спросил Вадим, впервые услышавший от Славы об отце.
— Зампред исполкома, — сказал с долей неподдельной гордости Слава.
— А чего ж с ним мать разошлась? — спросил Вадим.
Вспомнив как мать переодевалась при нем, он смутился, и глаза его заблестели.
— Отец влюбился в другую. Она и сейчас — во! — поднял большой палец в замшевой перчатке Слава. — Ножки, фигурка, губы, ресницы… А моя сводная сестренка! — чмокнул Слава губами. — Уже готова, хотя ей нет и семнадцати!
В прачечной Слава разлюбезничался с молоденькой приемщицей. Слушая его болтовню, Вадим смущался, но внутренне завидовал Славе, как тот легко знакомится и как, наконец, вынуждает девушку дать ему свой телефон.