Ассистент кинооператора небрежно бросил Вадиму:
— Что ты, как этот, куда светишь? Дай чуть-чуть в потолок!
Ассистент был в батнике и в замшевой куртке и чем-то напоминал Славу, не внешне, а манерами.
Вадим с некоторой обидой поправил прибор.
В конце пролета показался коренастый мужичок, ведомый под руку автором сценария.
Когда они приблизились, Вадим разглядел на лацкане мужичка золотистую звезду Героя. Мужичок был лыс, розоват, упитан, подвижен.
Он подошел к станку, оглядел его, затем надел прямо на костюм засаленный черный халат, застегнув его на верхнюю пуговицу, чтобы белой сорочки с галстуком не было видно, и нацепил на изнеженную лысину берет с поблескивающими на нем опилками.
— Так! — воскликнул кинооператор. — Свет можно погасить. Пока. Порепетируем.
Вадим закурил в отведенном месте. На лавке сидели заводские рабочие.
— Что это за диво привезли? — спросил Вадим, кивая на переодетого Героя.
— А-а, — протянул один рабочий. — Такая падла, пробы ставить негде! Тут нам все мозги полоскал, за звездочку выкобенивался. Бывают же такие скоты!
— Ладно-ть тебе, Гриш! — успокоил его пожилой рабочий. — А то еще узнает и прижмет.
— Я ему прижму! Всю кровь выпил, пока тут был. Слава богу, туды взяли! — рабочий кивнул вверх.
Снимали фиктивного станочника часа три, потому что он не мог связно проговорить заранее заготовленный текст, все время путался.
Вечером усталый Вадим сидел в кресле у телевизора и жадно ждал «Московских новостей». Отчим, полковник МВД, шелестел газетой рядом.
— Вот он! — вскричал Вадим, когда пошел сюжет об «ударнике коммунистического труда».
Отчим сквозь очки смотрел на работающий станок, на рабочего в засаленном халате и в берете.
— Норму выработки я выполняю регулярно на два месяца вперед… В настоящее время я тружусь в счет следующей пятилетки.
— Вот негодяй! — воскликнул Вадим. — Его на заводе никто не видит, а он тут о нормах!
— Не горячись, — сказал отчим. — Об этом только ты и знаешь. А для народа это имеет большое воспитательное значение.
Принесли заявки от кинооператоров на свет. Чистопрудов разбрасывал осветителей по бригадам: кого на завод, кого на фабрику, кого в театр, кого в школу… То есть туда, где собирались снимать очередные сюжеты для новостей.
Вадима распределили на фабрику «Красный Октябрь» с бригадиром Борей Чесалиным, разбитным сорокалетним человеком, с золотым зубом, в замшевом пиджаке и в замшевой «щузне».
Пару зеркалочек положили в багажник микроавтобуса, прихватили оператора с ассистентом и автора.
Оператором оказалась миловидная молодая женщина Марина.
Когда ехали, она сказала ассистенту:
— Вчера читала «Живаго». Стихи прекрасны, а проза не очень. В общем, роман слабенький.
— Я бы не сказал, — ответил ассистент.
— Но исключить из союза такого поэта! — воскликнула Марина.
Вадим разволновался и, глядя на Марину, продекламировал:
Марина взглянула на осветителя удивленно, как бы не веря, что среди осветителей есть знающие Пастернака люди.
— А «Гефсиманский сад» знаете? — спросила она с придыханием. Голосок у нее был тонкий, детский.
— Наизусть нет.
В карамельном цеху Боря Чесалин сказал Вадиму:
— Не перебивай аппетит. Терпи до шоколадного. С зеркальными лампами работать было приятно и легко. Начальник шоколадного цеха пригласила в свой кабинет, куда принесли ведро какао на молоке, а на столе высилась гора любых шоколадных конфет и плиток шоколада.
— Кушайте на здоровье! — сказала начальница и вышла.
— Как вы думаете, — спросил у Марины Вадим, — я смогу поступить на операторский во ВГИК?
— Если умеете фотографировать, то почему бы нет, — сказала Марина, надкусывая белыми зубами круглую конфету с ромом.
Вадиму нравилась ее приветливая, веселая улыбка, кроткий взгляд, детский голос, вообще вся она, маленькая, хорошо сложенная, одетая в простое серое платье, своим видом она должна была возбуждать в скучных людях чувство умиления и радости.
Напившись горячего какао и насытившись шоколадом, направились на съемку в цех.
— Поснимай, — сказала Марина ассистенту, а сама задумчиво отошла к окну, которое выходило на набережную.
Вадим с Чесалиным быстро поставили свет, ассистент дал подержать кинокамеру Вадиму, пока замерял освещенность экспонометром. Вадим посмотрел через окуляр камеры на Марину.