— Слушай, старичок! Я с матыгой лицевой счет разделил!
При слове «матыга» Вадим порозовел, но промолчал. Уж очень оскорбительным ему это слово показалось, но он не собирался воспитывать Славу.
— Отец потребовал, — продолжил Слава, надевая брюки. — К лету обещал квартиру… Но, — Слава грустно помолчал, — с женой. Говорит, что на одного меня провести через исполком не может. Там, говорит, очередь до второго пришествия. Женись, говорит, срочно. А где я сейчас жену найду, кругом одни б…! Что ты на это скажешь? — спросил он.
В это время кот принялся мусолить языком переднюю лапу и тереть ей за ухом.
Вадим задумчиво смотрел на кота.
— В этом вопросе, — сказал Вадим, — мне кажется, нельзя ни с кем советоваться. Это такое дело… загадочное, тайное, — он представил Ольгу Игоревну и покраснел, — что я не берусь тебе что-либо советовать…
— Это ты прав, старичок, — сразу же согласился Слава. — Дело щепетильное. Ты же должен понять меня, что я хочу по-настоящему жениться. Ну чтобы она меня любила и ухаживала, чтобы я ее любил, чтобы, как говорится, характерами сошлись.
— А с мамой ты не советовался? — спросил Вадим и на слове «мама» опять порозовел.
Но Слава не смотрел на него.
— Советовался. Обещала в субботу кого-то привести. Ты приходи обязательно. Хоть со стороны посмотришь. Но… До лета надо во что бы то ни стало жениться. Отец уже на двоих записал там меня. Понимаешь?
Вадим сел в кресло, взял кота на руки и, поглаживая его, со вздохом сказал:
— Раньше были свахи, все выведают, все обстряпают. А теперь, как волки в лесу, люди. Найти свое… единственное… по любви… практически невозможно. Вдруг да твоей единственной еще пятнадцать лет или, наоборот, сорок?
Вадим опять покраснел.
— Гм!.. Вопросец! — сказал Слава и воскликнул: — Да я бы взял лучше деревенскую или из какого-нибудь городка. Но где эта деревня и где этот городок, где «батончик» мой живет?
Вадим сменил тему:
— А кто будет у Жеки?
— Кто? Он, я, ты и три чувихи!
— Не новогодние?
— Нет. Женина баба и две ее подружки… Да какая разница, с кем спать! Это тебе не женитьба.
Вадим сбегал домой. Мама сидела у себя в кабинете и готовилась к лекции.
Сегодня у нее были занятия с вечерниками. Мама была доцентом кафедры философии и научного коммунизма. Отчим еще не пришел с работы.
— Мам, у Жени день рождения, — сказал Вадим, целуя маму в щеку. — С-ссуди, сколько можешь, на подарок. — Свистнули лишние «с».
Мама пошевелила челку, взглянула на сына с улыбкой.
— Возьми сколько тебе нужно в моей сумочке.
Водка продавалась и в рыбном, и в мясном, и даже в бакалейном отделах; ее продавцы охотно отпускали без очереди как штучный товар. Вадим купил бутылку «столичной» за 3 р. 12 к.
На столе была красная рыба, икра, сухая колбаса, лаково поблескивающие маслины, салат с зеленым луком. Остро пахло сельдереем и петрушкой, пучки которых живописно лежали на плоском большом блюдце с рулетом из фаршированной щуки…
Черноволосый, похожий на цыгана Женя заиграл на гитаре и низким голосом запел:
Слава выпил и включил магнитофон «Астру», на котором скрипели, задевая друг друга, кассеты. Из магнитофона неслось:
Слава взял Вадима за пуговицу пиджака, шепнул:
— Ты тут только про женитьбу не бухни, а то не отвяжешься!
— Я вообще не имею привычки вести разговоры на подобные темы, — сказал Вадим.
Перемотали кассеты, поставили Битлов. Женя пригласил свою тощую девицу танцевать. По всему было видно, что эта некрасивая девушка нравилась Жене. Слава, поправив галстук, подлетел к более или менее смазливой подружке, а Вадим протянул руку невысокой скуластой девушке восточного типа.
Почему-то от нее пахло постным маслом. Она стеснительно поднимала свои черные глаза на Вадима и бледнела.
— Вы не помните, кто писал о Печорине? — спросил Вадим.
— Девушка наморщила лоб.
— Наверно, Пушкин.
Вадим вздохнул и больше девушку ни о чем не спрашивал.
В это время Женя поднял над головой руку с зажатой в ней бочечкой, вроде батарейки для карманного фонарика, с хвостиком проволочным, в изоляции, как показалось Вадиму.
Женя вскричал:
— В честь моего дня рождения сейчас салют будет!