— Значит, ты меня немножко любишь? — спросила она.
Вадим отпрянул и совсем растерялся: сказать «да» — значило совершить настоящую измену.
— Нет, — выдавил он, краснея.
Сестренка разомкнула свои руки, но сделала это так странно, так бессильно, что у Вадима перехватило дыхание, и он почувствовал, как мучительно больно ему расставаться с этой девушкой. Он двинулся к ней и снова хотел нащупать ее крепкую и острую грудь, но она, оттолкнув его от себя, тихо сказала:
— Отваливай! Я себе чувака вызову сама! Слышал!
Вконец посрамленный Вадим пошел к двери, а сестренка, громко смеясь, крикнула вдогонку:
— Импотент!
Вадим проглотил и это, пошел, не оглядываясь, к лифту. Ольга Игоревна, как только он вошел, схватила его и принялась целовать, и Вадима объял такой жар, что он, стремясь остудить его, целовал, удерживал и снова целовал ее влажные губы. Целуя Ольгу Игоревну, он испытывал такое чувство, точно прикасался губами к свежей розе. Какое-то таинственное, благоуханное дыхание исходило от этой красивой и сильной женщины и вливалось в Вадима живыми токами. В нетерпении они буквально метнулись к постели…
Наступили сумерки, а они все не расцепляли объятий. Вдруг за окном послышались голоса. Ольга Игоревна быстро надела сорочку и поспешила задернуть занавески.
— Открой, Ольга, это мы! — прогудел мужской голос.
Вадим лежал молча, не шевелясь, и ощущал болезненное биение какой-то жилки в виске. Что это за люди, почему они так нагло кричат?
— Это с работы, — прошептала она.
За окном с насмешливой старательностью принялись на три голоса петь песню. Хмельные голоса сильно вибрировали. Когда и это не помогло, они принялись свирепо ругаться, а один из них принялся толкать форточку, чтобы заглянуть в темную комнату. Форточка открылась, и большая рука отстранила занавеску. Лазутчик тотчас же разглядел Ольгу Игоревну благодаря ее белой сорочке.
— Так она тут! — крикнул он приглушенным голосом своим товарищам.
У Вадима в голове пронеслась цепь самых непристойных мыслей. Он спросил чуть слышно:
— Как это понимать?
Ольга Игоревна быстро села на постель.
— Я же сказала, что с работы. — И подумав, добавила: — Смешные мужики! Иногда заходят ко мне выпить.
Она встала и, пока за окнами о чем-то совещались и никто не заглядывал в форточку, выдвинула на центр комнатки торшер и бросила на него белое покрывало с кровати, после чего бесшумно легла и привлекла Вадима к себе. Кровати из окна не было видно.
Кто-то еще раз просунул руку в узкую форточку, раздвинул занавески, вглядываясь в комнатку, и крикнул:
— Да это не она, это какое-то белое покрывало… Ну и нажрался же ты, Пашка! Если б она была дома, то давно бы пустила! Не знаешь, что ли, Ольку!
Через некоторое время их голоса смолкли.
— И кто-то из них лежал в этой постели?! — ревниво выпалил Вадим и сам испугался своих слов.
Он обнял ее и стал целовать. Но затем, прекратив внезапно свои ласки, он задержал руку на ее щеке и заметил, что по ней тихо стекает слеза. Тяжело вздохнув, Ольга Игоревна сказала:
— Ты, оказывается, жестокий!
— Но ведь кто-то из них всерьез может быть твоим любовником!
Она ничего не ответила и припала к его губам горячим, упругим ртом.
В апреле приступили к съемке небольшого фильма «Учитель геометрии», авторского фильма Игоря, которому с трудом удалось его пробить. Ассистент Вадим замерил экспонометром свет, выставил на синхронной камере диафрагму, поправил свет: взял без осветителей два прибора. Звуковик надел наушники.
Пожилой лысоватый учитель геометрии сел к столу. За его спиной на стене висели многочисленные фотографии в рамках. Игорь посмотрел в камеру, затем, вздохнув, сказал:
— Вадим, как ты думаешь, хорошо будет сразу с общего плана переходить на крупный? — и добавил: — Мне это что-то не нравится. Теперь каждый играет трансфокатором…
Игорь еще раз склонился к камере, взглянул в окуляр и покрутил трансфокатор за металлическую ножку, то удаляя учителя, то приближая.
Вадим, задумчиво глядя на фотографии в старинных рамках — черных, золотистых, под цвет дерева, резных, — сказал:
— А что, если так… Сначала в кадре только стол и стул… Без героя… Потом останавливаем камеру, чтобы ничего не сдвигать… Осторожно сажаем его, — Вадим кивнул на старика, — и снимаем на общем плане сначала, потом с наездом до крупешни-ка… Когда он заканчивает говорить, останавливаемся и тоже аккуратно герой уходит, а мы доснимаем без него… То есть у зрителя создастся впечатление, что учитель как бы врывается в кадр и также внезапно исчезает…