Офицер пришел в себя, кое-как разлепив веки, и уставился на нависавший над головой обшарпанный потолок, покрытый пятнами плесени. Склонившийся над своим командиром санитар, заканчивавший бинтовать голову, обернулся, что-то крикнув, и к Ихиро подошел один из его взводных командиров.
— Что происходит? Какова обстановка?
Слова пришлось буквально выдавливать из пересохшего горла. Во рту чувствовался привкус крови, и такой же запах, резкий, кисловатый, витал в темном помещении, смешиваясь с пороховой гарью.
— Русские опрокинули нас сходу и вошли в поселок, — сообщил офицер. — Все, кто уцелел после их атаки — в этом здании. Мы окружены.
Канимицу осмотрелся, увидев стоявших у стен солдат, осторожно выглядывавших в окна, в которых не было ни единого стекла. Двое пехотинцев пробежали мимо, волоча пулемет «Тип-62», который тотчас установили на подоконнике. Снаружи доносился лязг гусениц, рычали двигатели.
— Сколько человек в строю?
— Тринадцать. Половина из них ранены, но все способны держать оружие.
Взгляд Ихиро Канимицу вдруг наткнулся на забившихся в дальний угол людей. Двое детей, на вид лет шести, мальчик и девочка, испуганно жались к обнявшей их женщине, бледной от ужаса, как полотно.
— Кто это? Убрать их к дьяволу!
— Это наш щит, — покачал головой взводный. — Только благодаря этим гражданским русские еще не вошли сюда.
Майор Иволгин появился в Усть-Большерецке, когда бой, как таковой, был уже закончен. Его БТР пересек поле, изрытое воронками, усеянное человеческими телами, грохоча рубчатыми колесами, преодолел уводившее за горизонт шоссе, остановившись на окраине поселка. Позади, грохоча по асфальтовому полотну колесами и гусеничными траками, безостановочно шла техника. Выстраиваясь в походную колонну, батальон рвался на восток, к осажденному Петропавловску. А впереди было первое село, освобожденное от оккупантов русскими морскими пехотинцами, заплатившими за эту победу немалую цену.
Не без натуги распахнув увесистую створку люка, Владимир Иволгин выбрался из тесноты десантного отсека БТР-80. Под ногами скрежетал металл, хрустело стеклянное крошево. Поводив взглядом двух бойцов, несущих на носилках третьего, Иволгин взглянул на подбежавшего командира роты, несколько минут назад взявшей поселок, а тот еще издали замахал обеими руками:
— В укрытие, товарищ командир!
В окне стоявшей фасадом к Иволгину пятиэтажки сверкнул огонек, и по броне БТР барабанной дробью заколотили пули. Майор, едва успевший отскочить за приземистый корпус бронетранспортера, потребовал у запыхавшегося подчиненного:
— Докладывай, капитан!
— Противник рассеян, поселок наш. Потеряли четыре «коробочки», двадцать два «двухсотых. Остатки япошек укрылись в этом доме!
— Так сройте его до фундамента! Снаряды, что ли, все сожгли?
— Никак нет! Но там — гражданские! Японцы местных в заложники взяли!
Иволгин ударил кулаком по броне, зашипев от боли, и выругался. Он внимательнее взглянул на дом. Обычная лачуга, возможно, даже не жилая, судя по забранным фанерой оконным проемам. Призрак былого благополучия, когда тесная «хрущоба» с совмещенным санузлом для многих жителей необъятной страны была признаком наступившего светлого будущего. И там, за панельными стенами, спрятались враги, время от времени открывавшие огонь по любой видимой цели. Перед домом растянулись на земле несколько тел в окровавленной «флоре». Несколько БМП-3, став вокруг, направили орудия на дом, а за ними сжались морпехи, готовые в самоубийственном броске штурмовать последнюю позицию противника.
— Японцы пригрозили взорвать дом, если приблизимся, — пояснил растерянный командир роты. — Тут спецы по антитеррору нужны, «Альфа»!
— Тут только мы. И наш долг — спасти жизни гражданских, пусть ради этого придется расстаться с собственными жизнями.
Решение было, на первый взгляд, простым. Несколько слов, короткий приказ — и снаряды раскрошат старый бетон, и жизни горстки вражеских солдат, упорно не желавшим признать очевидное и просто бросить оружие, оборвутся. И вместе с ними там погибнут свои, русские, те, кто все эти месяцы ждал прихода его, майора Иволгина, как освободителя, кто верил в спасение. А он одним словом убьет этих людей, в душах которых едва возродилась надежда.