А уж куды бывает метко всё то, что вышло из глубины Руси, где нет ни немецких, ни чухонских, ни всяких иных племён, а всё сам-самородок, живой и бойкий русский ум, что не лезет за словом в карман, не высиживает его, как наседка цыплят, а влепливает сразу, как пашпорт на вечную носку, и нечего прибавлять уже потом, какой у тебя нос или губы, – одной чертой обрисован ты с ног до головы!
Мудрым познаньем жизни отзовётся слово британца; легким щёголем блеснёт и разлетится недолговечное слово француза; затейливо придумает своё, не всякому доступное, умно-худощавое слово немец; но нет слова, которое было бы так замашисто, бойко так вырвалось бы из-под самого сердца, так бы кипело и животрепетало, как метко сказанное русское слово.
Такая пространная мысль пришла мне на ум. Но я тряхнул головой, и она исчезла. Только мелькнуло рядом чьё-то истощённое лицо, черная как смоль чёлка и длинный нос.
3.
Кулер оказался в лаборатории, где разрабатывалось оборудование для агентурной сети. Пока он осваивается на новом месте, между полок с технической литературой, микроскопами и 3D-принтерами, у нас есть время посмотреть внимательнее на хозяина этих стен. Увидеть тех, кто использует таланты Женского в эгоистичных целях. Если вы работали в большом учреждении, то наверняка знаете, стоит сослуживцам прознать о способностях коллеги, как немедленно выстраивается очередь из желающих решить личные проблемы. Дверь открылась, и вошла женщина из бухгалтерии, лет пятидесяти. Её тонкий голос, похожий на скрип несмазанной калитки, выводил:
– Профессор, я знаю, вы творите чудеса!
– Ну мало ли что болтают. Пустое. Что у вас? – смутился Филипп Филиппович.
– Пылесос! Засосал сначала кольцо, потом серёжку, а вчера целое колье. Я так без драгоценностей останусь. Если бы вы знали, какая у меня драма… клянусь, это такой ужас… мой Альфонс… Я вам признаюсь как на духу… Я знаю, это моя последняя страсть. Ведь это такой негодяй. О, Профессор! Он карточный шулер, это знает вся Москва. Он не может пропустить ни одной гнусной модистки. Ведь он так дьявольски молод. А мои драгоценности! Их скоро совсем не останется. Я погибаю, помогите.
– Я вставлю в ваш пылесос датчики от миноискателя.
– Ах, неужели от миноискателя? – дрожащим голосом проговорила дама.
Следующий посетитель, сотрудник архивного отдела, был в пиджачной паре с чёрной бабочкой. Он тараторил без передыху.
– Профессор, она так прекрасна. Боюсь, у меня больше не будет такого шанса! Она мечтает о бассейне. Ей хочется плавать среди цветов в шампанском. Но какой насос с этим справится? Я всё перепробовал. Немецкие, финские, голландские – хватает только на день работы. Вы же знаете: шампанское и цветы – смерть для мембраны.
– Ну что же, голубчик, советую вам использовать помпу от проекта «Варшавянка». Вещь крайне надёжная. Приходите завтра. Попробую достать.
4.
Подошло время обеда. Поток просителей иссяк. Женский и его ассистент Ворменталь накрыли стол. Наслаждаться трапезой они предпочитали в лаборатории. В общую столовую никогда не ходили.
– Ни в каком случае, – говорил Филипп Филиппович. – В рот ничего не возьму в этом буфете. Брынза не бывает зелёного цвета, ей полагается быть белой. А чай? Ведь это же помои. Я своими глазами видел, как какая-то неопрятная девушка подливала из ведра в самовар сырую воду, а чай между тем продолжали разливать. Так невозможно.
Ворменталь принёс хамон, пармезан и бутылку калифорнийского Пино. Женский протёр белой салфеткой бокал и протянул его коллеге.
– Сперва налейте. Так-так, – сказал он, – глотните, а теперь немедленно пармезан. Ну что? Это разве плохо?
– Это бесподобно, – искренне ответил ассистент.
– И почему мы должны закрывать границу и везти это через чёрный ход?
– Антипатриотичные вещи говорите, Филипп Филиппович.
– Вот это слово я совершенно не в состоянии понять. Воздержитесь от его употребления. Это – мираж, дым, фикция. Что такое этот ваш «антипатриотизм»? Старуха с клюкой? Ведьма, которая выбила все стёкла, потушила все лампы? Да её вовсе не существует. Что вы подразумеваете под этим словом? Если я, посещая уборную, стану, извините меня за выражение, мочиться мимо унитаза, в уборной начнётся антипатриотизм. Следовательно, антипатриотизм не в клозетах, а в головах. Когда эти патриоты кричат «Бей либералов!» – я смеюсь. Клянусь, мне смешно. Это означает, что каждый из них должен лупить себя по затылку. И вот, когда они вылупят из себя всякие галлюцинации и займутся чисткой сараев – прямым своим делом, либерализм исчезнет сам собой. Невозможно одновременно подметать трамвайные пути и устраивать судьбы каких-то сирийских оборванцев. Это никому не удаётся. Тем более людям, которые, отстав в развитии от европейцев лет на двести, до сих пор не совсем уверенно застёгивают собственные штаны.