А вокруг утопает
Город в мирной тиши.
Как тебе подобает
Жить на свете, скажи?
От Афин до Певека
Пусть, гордясь и любя,
Люди дочерью века
Называют тебя!
* * *
Мы живем, сражаясь и любя,
Но живем совсем не для себя!
Разве что-то личное лелея,
Руки в небо человек простер,
Продолжая дело Галилея,
Обрекая тело на костер?
А его уста — смолчать могли,
Молодости светлой не губя...
Только он — совсем не для себя
Утверждал вращение земли!
У него к корысти — отвращенье.
Да и что за прибыль от вращенья?
...А костер гудит, дымит, клубя...
Человек живет не для себя!
Если для себя — тогда к чему
В собственную плоть вводить чуму?
Над ретортой хлороформ глотать?
В мрачных одиночках голодать?
Если для себя — зачем ладони
Подставлять под стронций и плутоний?
Кровь свою горячую сдавать?
На непрочных льдинах дрейфовать?
Человек делами перегружен.
И ему — не выжить одному!
Да и сам себе — зачем он нужен,
Если он не нужен никому?
ЕЛЕНА РЫВИНА
СТИХИ О РЕВОЛЮЦИИ
Я старше революции.
Она
Пришла, когда была я рождена.
Еще вокруг в нас целились враги,
Но делали мы первые шаги.
И вместе, обретя свои права,
Произносили первые слова.
И вместе с ней была я молодой.
Беда ее была моей бедой.
Когда была война в моем краю,
Я вместе с ней была тогда в бою.
Но разница меж нами есть одна,
Что с колыбели смертному дана:
Ей вечно жить, гореть в своем огне,
Ей — не стареть.
Стареть одной лишь мне.
* * *
Это Марсово поле пред нами.
Каждый камень душе говорит.
Из земли вырывается пламя, —
То сердца проходивших с боями, —
Революции сердце горит!
Март 1967
ЛЕОНИД АГЕЕВ
* * *
Все реже встречаю безруких.
Встречаю все реже безногих...
И подвиги их, и муки,
их боль на военных дорогах —
уходят
с ними
от нас...
Прощайте, отцы и братья!
Незримое ваше пожатье
священно в последний час...
Все далее мы от пожара,
все далее мы от разрухи.
Девчонок — красивых, поджарых,
и в жены и просто в подруги
желанных —
все больше вокруг.
Лишь в мирное время такое
бывает,
а время иное
плодит скороспелых старух.
Всё далее мы от порубки,
всё далее мы от разора.
Зеленые — тянутся руки,
и вырубок прошлого
скоро
старейший лесник не найдет.
Красивы, плечисты ребята,
и круглая стрижка солдата
все меньше их лицам идет.
Девчонок, притиснутых к маю, —
не вашими ли руками
зазорно они обнимают?
Не вашими ли ногами
по вашим ходят костям —
не собранным воедино,
растерянным до Берлина
по рекам, полям и лесам?!
Прощайте... Бессмертие вам!
На свете все меньше безруких.
Все меньше на свете безногих.
Разлуки, разлуки, разлуки.
Дороги, дороги, дороги...
ОЛОВЯННЫЕ СОЛДАТИКИ
Сержант —
по службе —
впереди,
а рядовые — позади:
звенят сапог подковки,
качаются винтовки.
Размерен шаг,
уверен взгляд,
парадно пуговки горят.
...Пехоту валит пулемет,
зло
лают минометы,
и стонет раненный в живот
солдат четвертой роты.
Ползет на помощь медсестра
с йодом и бинтами,
а к медсестре из-за бугра —
тяжелый танк с крестами.
Свинцовый частый дождик льют,
снижаясь,
самолеты,
и, словно воду,
травы пьют
кровь четвертой роты...
Как хорошо, что все — игра!
Стемнело.
Детям спать пора.
Пора, давно пора...
Спокойно на руках ребят
уснул сержант,
солдаты спят...