ОЛЕГ ЧУПРОВ
* * *
Б. М. ЭЙХЕНБАУМ
«Вопрос о современной русской поэзии в целом — об ее возможностях и стремлениях — служит основным импульсом этой моей работы», — писал в введении к своей книге «Анна Ахматова» известный советский литературовед, один из крупнейших исследователей русской поэзии и русского стиха Борис Михайлович Эйхенбаум. Эти слова можно поставить эпиграфом ко всей его деятельности, проникнутой страстной заинтересованностью в судьбах современной литературы. Многие хорошо помнят устные выступления Бориса Михайловича на литературных вечерах, конференциях, встречах, сессиях, — выступления, обращенные к самой разной аудитории, всегда блестящие и острые, артистичные по форме.
Публикуемые тезисы и наброски к докладам об О. Мандельштаме и А. Ахматовой из архива ученого показывают, с какой ответственностью Борис Михайлович относился к своим публичным выступлениям, как тщательно их готовил. И сегодня они привлекают свежестью и тонкостью наблюдений, глубиною высказанных мыслей.
14 марта 1933
1. Вопрос о судьбах и путях советской поэзии стал очередным. Вечера поэтов как симптом: не парад и не выставка, а перекличка. «Есть ли еще порох в пороховницах?»
Победа прозы. Но победа предполагает существование побежденного. И побежденный требует реванша. Проза без стиха беспомощна, косноязычна. Потому что стих — лаборатория речи. «Зависть» поэзии к прозе. Попытка прозы вобрать в себя стих.
2. Острота вопроса о поэзии, и в частности — о лирике. Поэзия о поэзии и о поэте — у Маяковского, Есенина, Пастернака, Мандельштама. Затемненность и трудность проблемы стиховой речи. Метод называния — с надеждой на злободневность слова, на то, что слово само вывезет путем ассоциаций с современностью. Расчет на то, что читатель знает, на знакомое слово, на знакомый смысл, на ожидаемое, точное слово. Но одним называнием поэзия не может жить, потому что она — активный метод собирания смыслов, метод словесного строительства. Ее работа должна идти на неиспользованных, неточных словах — на колеблющихся признаках, на иносказании. Это требует изобретательства.
3. Другое — жанры. Смерть Маяковского и Есенина была смертью систем с их главными жанрами — одой и элегией. Высокое и низкое в оде Маяковского — «площадный, митинговый жанр». У Есенина узкое «я» — как письма по почте (Тынянов). Баллады Тихонова, песенные и романсные опыты Асеева и Сельвинского. Потом — прорыв в лирике и стремление к поэме, к эпопее. Ода существует по инерции — и не двупланная, как у Маяковского (героическое и комическое), а «голая», хвалебная. Все эти жанровые полюсы исчерпаны. Лирическое «я» стало почти запретным.