Не осталось и следа от степенного застолья, от приподнятой атмосферы праздника. Кругом горело, чадило, дымило. С предсмертным визгом метнулась по двору окровавленная собака. Что-то прокричал Маджуд, увлекая гостей за собой. Снова грохнуло, и Тимур, словно раненый зверь, метавшийся по задымленному коридору, пытался найти пропавшую где-то в этом аду молодую жену. Однако, откинутый взрывной волной, отлетел в сторону и упал прямо в осыпавшуюся штукатурку.
Где-то в сумке раздается короткая трель мобильника. Я просыпаюсь и встряхиваю головой, отгоняя навязчивое сновидение. Этот сон преследует меня долгие годы, что странно вообще-то, ведь это была не самая страшная, не самая кровавая из операций, в которой я принимала участие. Просто первая. Может быть, дело в этом. Может быть, есть картины, которые впаиваются в мозг навечно, и что бы ни происходило с тобой позже, как бы тебе ни казалось, что ты видела уже все и ничто на свете больше не способно выбить тебя из колеи, эти воспоминания остаются с тобой навсегда.
С детства увлекаясь литературой и испытывая некую тягу к письму, я неоднократно пыталась написать о тех событиях. Не для печати, разумеется, нет. Просто в психотерапевтических целях. Наверное, еще и поэтому мне до сих пор кажется, что эта история, преломившись у меня в голове, как в кривом зеркале, продолжает жить своей жизнью, не давая мне покоя.
Автобус ровно гудит мотором, осторожно пробираясь по высокогорной трассе. Должно быть, этот монотонный негромкий звук и убаюкал меня, позволил забыться, привалившись головой к запыленному оконному стеклу.
За окном тянется горная дорога. Очень похожая на ту, из моего сна. Каменистый, то серый, то буро-коричневый рельеф, темные хвойные деревья, устремляющие ввысь, к глядящей с небес бледной луне, свои верхушки. Редкая, припорошенная пылью растительность, пробивающаяся меж камней. Высоко-высоко, где днем небо бывает такое насыщенно-синее, что, если долго смотреть на него, в глазах начинают рябить разноцветные вспышки, должны светлеть утонувшие в зелени крыши горных поселений. Но сейчас темно, их не видно. Мглистый вечер висит над горами, и лишь редкие перистые облака цепляются за вершины. Моря здесь нет, вся дорога идет через горы. Но я знаю, что, если открыть окно этого комфортабельного турецкого автобуса, выгнать из салона выхолощенный кондиционированный воздух, сюда ворвется его соленый, свежий запах. Донесется через сотни километров. Ни на что иное в мире не похожий аромат, будящий в голове какие-то детские мечтания о каравеллах, путешествиях, приключениях, страшных, но благородных пиратах и сундуках с награбленным золотом, спрятанных в темных прибрежных пещерах. Увы, все эти романтичные представления остались далеко в детстве. Мне тридцать семь лет, и по долгу службы я давно уже знаю, что в контрабандистах, погонях, смертельных схватках нет ничего романтичного. Тут всегда замешаны деньги, войны и жизни десятков, сотен, тысяч людей, иногда не имеющих никакого отношения к предмету торговли.
Немного придя в себя после сморившего меня сна, я вдруг вспоминаю, что меня разбудило. Звук входящего сообщения! Конечно, значит, автобус давно миновал приграничную с охваченной войной Сирией территорию и заработал турецкий мобильный Интернет. Я невольно хмурюсь, думая о том, кто мог бы прислать сообщение. Перед отъездом я распрощалась со всеми своими коллегами на базе. Постаралась решить все вопросы, утрясти все завязанные на мне дела. Хотелось уехать раз и навсегда и больше не вспоминать о том, что было, ни с кем не контактировать. Неужели кто-то еще не все со мной решил?
Я лезу в лежащий у меня на коленях рюкзак, машинально проверяю, на месте ли полученный из Москвы документ, подтверждающий мою увольнительную и дающий разрешение на поездку в Москву. Конечно, на месте, иначе мне не удалось бы преодолеть блокпост на границе Сирии и турецкого Диярьбекира. И все же мне доставляет некое смутное удовольствие в который раз прикасаться к нему руками. Это — мое будущее, мой билет в спокойную, мирную жизнь.
Конечно, мне еще придется побороться, убедить генерала Голубева подписать мою отставку. Он решительно отказался сделать это дистанционно, потребовал моего приезда в Москву и подписал вот эту самую увольнительную. Конечно, меня, аналитика с таким опытом, принимавшего участие в разработке и проведении нескольких десятков крупных операций, награжденного орденом Мужества и медалью «За отвагу», не захотят отпускать так просто. Будут сулить всякие земные блага, убеждать остаться хотя бы на контрактной основе. Но я все же буду настаивать на отставке. Ведь для меня это станет возможностью забыть о срочных приказах, ночных побудках, сотнях страниц расшифровок телефонных переговоров, бесконечных аналитических выкладках, в которых жизни людей обозначаются лишь безликими цифрами. Это станет моей вольной.