Я поджал ноги, Дерек протиснулся между моими коленями и столиком и исчез в кухне.
– Помочь? – услышал я. Стены-то в этих доходных домах – из толстой бумаги.
– Ой, да ты поможешь… Иди лучше, разговаривай, не мешай, я лук режу… колечками.
– Колечками? Это ведь непросто.
Тихо, как только мог, я поднялся на ноги. Собственно, все, что надобно сказать, было сказано, и как у них дела – я тоже увидел.
Пора уходить.
Сумерки вливались в кухонное окно: серый, быстро темнеющий квадрат, и силуэт Тени Белой Птицы на нем. Она ведь черная, тень, вне зависимости от птицы. Тонкая, хрупкая, нестерпимо художественная. Дерек, подойдя сзади, сжал ей плечи, дыхание его касалось ее волос, и оба замерли.
Должно быть, только звук закрывшейся двери их расколдовал. Не знаю, я-то уже не видел.
Аудиторских корочек Рохли оказалось достаточно, чтобы впустили и нас, приданных в подтанцовку для солидности. Я многозначительно озирался, засунув руки в карманы, плюс еще и Марджори с нами напросилась. Дескать, должен же кто-то нести блокнот! Леди водрузила на переносицу очки, стянула волосы в пучок на затылке, надела туфли на низких каблуках – ну как драпать! – да еще портфель прихватила для целостности образа. Милый, как ты думаешь, может, мне сделать завивку? Нет, пожалуйста, мне нравится и так. Короче, Дерек не посчитал нужным проявить твердость характера.
С другой стороны, приходилось признать, что мисс Пек обладает неким свойством, которое могло бы пригодиться
Место мне не понравилось. Мало того, что дом, куда общество скидывало свои несовершеннолетние отбросы, стоял далеко не в центре, и добираться туда пришлось переполненным общественным транспортом, с двумя пересадками, так еще и выглядел он совершеннейшей… тюрьмой.
Стена из гофрированного железа высотой метра три, и в ней – будка поста, сквозь который мы все же прорвались после недолгих препирательств и демонстрации полномочий. Я услышал, как Марджори со всхлипом втянула воздух, и запоздало припомнил, что ее собственные нежные годы прошли в заведении вроде этого. Да как бы и не в этом самом!
По доброй воле я бы и шагу сюда не сделал.
Нижние окна серой пятиэтажной глыбы все были заложены кирпичом. В окнах второго этажа не осталось стекол: их забили фанерой, а там, где фанеры не хватило – просто парой досок, наискосок. Из одного хлестала струя пара. Авария у них. Отметить, может пригодиться. Двор мощеный, налево от входа – переполненные мусорные баки. Прочие стекла не мыты не первый год. Пахло дохлятиной и тушеной капустой.
Сбившись в ударную группу, мы поднялись на парадное крыльцо.
Дежурный орчонок, шаркая безразмерными тапками, проводил нас к директорскому кабинету. Коридоры темные, плинтусы грязные, лампочки тусклые, высоко и горят через одну. Сыро и холодно. Верно, и крысы тут есть. Здоровые, как собаки.
Как они там работают, в детском отделе, своими руками передавая детей сюда? И какими выходят отсюда наши новые граждане? Я оглянулся на мисс Пек, как на светлого ангела. Ангел сжался у Дерека за плечом и часто моргал.
– Не сейчас, – прошипел Рохля сквозь зубы. – Марджори, пожалуйста, только не сейчас. Я с тобой. Это они нас боятся. Сейчас сама увидишь.
С этими словами он дважды громко стукнул в полированную дверь высотой, казалось, до неба, и, не дожидаясь ответа, повернул ручку.
– Аудитор Бедфффорд?
– Да, мэм, это снова я.
– Мои бухгалтерские книги в порядке.
– Тем с большим удовольствием вы позволите мне в этом убедиться.
Директриса ухмыльнулась.
Сказать по правде, первым, что я увидел, войдя, были ее челюсти. Угловатые, мощные, отчетливо выделяющиеся под драпировкой обвисшей желтоватой кожи. Губ нет, а сейчас она еще и зубы показала: крупные такие зубы, с большими промежутками. На ней было зеленое платье, а поверх то, что я сперва принял за плащ. Серые кожистые крылья. И капюшон, образованный шейной складкой.
Где-то я читал, что баньши, как феминистками, не рождаются. Что любая особь женского пола при определенных несчастливых личных обстоятельствах может переродиться… Свят, свят, свят!
Марджори присела у дальнего края стола. У нее хватило присутствия духа положить портфель на колени и достать блокнот. Карандаш плясал, выписывая бессмысленные узоры, и бросив в ее сторону один только взгляд, директриса осталась удовлетворена. Тролль, сдвинувший шляпу на затылок, видимо, не показался ей «черпающим глубоко» – мы нередко пользовались этим моим качеством, вызывая весь огонь на Рохлю! – и она вновь сосредоточилась на Дереке. Глаза у нее, к слову, были без зрачков: одни серые радужки на мутно-голубых белках. И выражение лица – словно не сходя с места спела бы ему песенку.