Или – упс? – она делает это специально? Что вообще я знаю о баньши?
Затем и пришел – узнать.
Я бы даже сказал, она оказалась мила. Правильно понимала вопросы, отвечала откровенно – мои чуткие уши не слышали в ее голосе лжи.
– Да, – сказала она. – Это все от депрессии. Бывает такая продолжительная депрессия, в которую погружаешься все глубже, так, что и солнца уже не видишь, и она не проходит… и не лечится. Вот тут-то и собирается вокруг тебя это «облако смерти».
– И вы им не управляете? – на всякий случай уточнил я. – Вы сказали – «облако»? Но обычно ведь говорят о «голосе смерти».
– Здесь либо нет причинно-следственной связи, либо я не могу ее сформулировать, инспектор. Когда баньши поет, для человека уже нет никакой надежды, то есть тень поглотила его. Полагаю, это та самая тень, в которой существует сама баньши. Песня баньши – это только констатация факта. Мы часть смерти, но не ее причина. Понимаете?
– Не все, – честно признался я. – Как баньши существует с этой спецификой, чем эта новая норма поддерживает ее существование? Насколько я понимаю, депрессия есть неустойчивое состояние, в котором женщина неуклонно сдвигается к баньши, и, перейдя какую-то границу, обретает новую форму, а вместе с новой формой – равновесие. Состояние «баньши» уже необратимо. Что есть такого в этом «облаке смерти», от чего наступает устойчивость формы?
– Вы действительно не понимаете? – она уставилась на меня своими стрекозьими глазами, и здравому смыслу опять пришлось напомнить мне, что я не эльф. – Мы это едим.
– Это – что?
– Будущее. Планы. Все, что не прожил человек – священная добыча баньши. Все то, что он подумает-почувствует, узнавши, что жить ему остался день. А главное – надежда, у нее вкус яблок.
– Все это столь ценно?
– Это питает наше бессмертие. Мы не можем без этого существовать в тварном мире. Считайте нас хищниками, если хотите.
Я задумался.
– Леди Этельреда, а испытываете ли вы какие-то чувства к тому, кому поете? Чувствуете ли вы к нему вражду, или напротив – сострадание? Или это у вас так же, как, скажем, я колбасу покупаю?
Неправильный вопрос. Прекрасный эльф никогда не задал бы столь непрофессиональный вопрос. Чувства, с которыми совершается деяние, интересуют разве что присяжных, а следствие оперирует с фактами, мотивами… эээ… и с намерениями. Намерения – вот наше связующее звено.
– Можно относиться к животным с нежностью и есть при этом мясо, банально не ассоциируя одно с другим.
Я вежливо поблагодарил Этельреду за искренность и добрую волю. Мне показалось, что в цинизме она далеко превосходила прозектора Эстрагона, но, может быть, я хочу слишком многого от всего лишь хищника.
К тому же я как будто понял, что это за незримая ниточка тянулась за ней, или, если хотите, что это за запах, тревоживший меня в самом начале.
Держа догадку в уме, я задал последний вопрос: скорее чтобы проверить себя, чем для пользы дела.
– А кому поете вы сама, леди? Существует ли в принципе какая-то закономерность, зависит ли выбор от личных предпочтений, или у вас налажено что-то вроде диспетчерской службы?
– Девочки, – ответила она нехотя. – Подростки. Те, кто полагает, будто бы лик смерти хоть сколько-то привлекателен. Будто бы он краше, чем лик, которым повернулась к ним жизнь. К этим иду я.
– И… и что?
– И ребенок совершает ничем не объяснимое самоубийство, друзья и родители оплакивают его, а я вкушаю их горе со вкусом соли и отчаяние с вкусом пепла…
Я уже ожидал чего-то в этом роде, потому что сюда шло, но «твою мать» застряло у меня в горле. Вкус пепла, как же! Это у них вкус пепла, а у тебя вкус бисквита с апельсинами, аромат адского гламура! Великие Силы, как страшно жить.
Я мало помню дней, когда я бывал в худшем настроении. Как приятно и спокойно думать, что баньши никого не убивают, а убивает рок, судьба, «смертная тень». Ведь сами баньши так говорят, и ничем не доказано обратное.
Но кто знает правду? Что первично: смерть или баньши?
Общественный договор, лежащий в основе нашего хрупкого мира. Реши мы, что баньши виновны – или даже только заподозрив! – и мы истребим баньши, потому что таково естественное движение потенциальной жертвы в адрес потенциального хищника. А это прецедент, которого нельзя допускать. Нас слишком много, и мы все такие разные. Возьмем, к примеру, орков – сколь многие из тех, кого я знаю, искренне желали бы, чтобы их не было. Ну ладно, признают они нехотя, чтобы их было сколько-нибудь, чтобы хватило экономике. Должен же кто-то на фабриках работать.