– Нет, мистер… то есть, спасибо, кефир я тоже возьму, но… вы не поможете? Пожалуйста…
О, я понял, наклонил пятигаллонную флягу и держал ее так, покуда дама наполняла бидончик. Ей много не надо. Она б и купила это несчастное молоко, да тут Полынь, будь она неладна. А куда деваться, если ребенок?
Пока я куртуазничал, Альбин, переступая через четвертные бидоны, как журавль, подобрал еще пару пинтовых бутылочек. Вид у него был, как у человека, который делает что-то впервые, и не вполне уверен, что правильно, и что не засмеют. Вроде как причастился.
Держа в руках добычу, мы нашли подходящий двор-колодец, расстелили газетку и преломили хлеб.
– О чем вы думаете, Альбин?
– О том, что, вероятно, Полынь стоило объявить, чтобы существа разных рас смогли задать этот вопрос друг другу.
Ах, ну да. Если они разделяют с кем-то еду, это для них что-то значит. Какой-то символ из глубины веков. Вы когда-нибудь видели жующего эльфа? Я вот в первый раз.
– О чем вы договаривались с главой Шиповника, Альбин? – спросил Рохля. – Если не секрет, конечно. Какой у него в вас интерес?
– Престиж, – просто ответил эльф, запивая рогалик молоком. – Рейтинг Великого Дома издавна измерялся великими деяниями его сынов. В истории Полыни еще не было, чтобы о ней писал очевидец: «собственный корреспондент с места событий». Договаривались мы о том, что текст, который пойдет в газеты, будет подписан «из Дома Шиповник».
– Понятно. А вам это зачем нужно? Жизнью рисковать опять же, которая подороже, чем у нас.
– Потому что у меня есть некие идеи, и Шиповник согласен рассмотреть их и поддержать, если общественная ситуация будет благоприятной.
– Наверное, это глобальные идеи по переустройству общества?
– Я хочу возродить Дом Мяты.
– Что? О, черт, простите. Так вы Мята?…
– Да. Я был в командировке и уцелел, хотя после много лет жалел об этом. Возродить Дом не так-то просто, и без поддержки Великого Дома не обойтись. Мята сперва могла бы назваться дочерним Домом, а потом выделиться в самостоятельный.
– Дочь Шиповника в обмен на подвиг?
– У всякого Дома есть своя легенда. Без нее не обойтись. Легенды – как соки земли, коими питаются корни генеалогических древ.
– Ну, – вздохнул Дерек, – про любовь Реннарт запрещает тереть. Согласие девы уже получено?
– За этим не станет. Идея основать новый Дом достаточно привлекательна для любой эльфы. Я вижу проблему в другом… С нашей демографической ситуацией Дом тем крепче, чем развесистей его генеалогическое древо, чем больше младших семей. Все упирается в плодовитость женщин, совсем как в Темные Века. Если ты не Великий Дом, надо быть хотя бы бурно развивающимся. Иначе во всей затее нет никакого смысла.
– А у вас вырождение генома. Понятно. Эльфа столько не родит.
– Да. Поэтому я обсуждал с Кассиасом признание смешанных браков, или хотя бы потомства от них. Если это пройдет, ваша жена, Бедфорд, сможет получить официальный статус дочери Дома, права и привилегии.
– Ё! – вырвалось у меня. – Это не прокатит! Что удерживало ваших до сих пор? Только единственность правильных отношений. Если Дом разрешит детей от кого попало, и более того, будет их поощрять, ваши пустятся во все тяжкие состязаться, кто больше оплодотворит. И что тогда звать моралью? Даже если допустить, что порядочный эльф будет со смертной женщиной всю ее жизнь, что помешает ему запустить сериал, где в каждой сорокаминутке – новая героиня? Если такое станет возможным, кто из вас свяжет жизнь с эльфой? И чем будет скреплен такой союз? Дружбой? Или разницей высоких и низких отношений? Ваша аристократия духа держатся только на противопоставлении своих чужому враждебному миру. Откройте двери – и вы растворитесь.
– Пока это только гипотеза, – возразил Альбин. – Полынь тоже была не всегда. Однажды ее законодательно приняли, и я сегодня затем здесь, чтобы дать руководству Дома отчет: во что это развилось и насколько целесообразно проводить ее в дальнейшем.
Нас прервал крик. Как это может быть? Ты всегда различаешь по оттенку: колотят ли ей стекла, ломают ли дверь, вырвали ль сумочку, бьют-убивают мужа у нее на глазах, или вот как сейчас? Задушено, хрипло, без ума, когда весь ужас одним горлом выходит, и то пока рот не зажали. А сегодня и зажимать не станут. На такой крик только больше сбежится желающих.
Рохля вздрогнул, и глаза у него сделались затравленными.
– Брось эту мысль, – резко сказал я. – Их сегодня на каждом углу будут… Всех не защитим.
Последнее я уже ему в спину договаривал. Альбин не тронулся с места, сидя прямо и сложив руки на коленях, как барышня, словно обратился в кость.