Ну и что же такое эта девица Пек, та, что ничего не боится потому, что страх – ее главное секретное оружие?
Все началось с того, что мы были детьми. Ничьими и никому не нужными детьми в жестоком мире. С чего бы нам было любить его и желать сохранить в неприкосновенности? Мардж пошла учиться на юриста потому, что хотела найти в системе слабые точки и бить туда, пока система не начала бы двигаться туда, куда бы ей стоило пойти, чтобы все стало лучше. Думаете, она такая была одна? Ничего подобного.
За несколько недель до того, как мы узнали, когда все еще шло своим чередом, Мардж была на студенческой вечеринке. На какой-то квартире, куда в условленное время за ней должен был заскочить Дерек, и она слонялась по комнатам, в сигаретном дыму, как одинокая ведьма, которую пригласили из милости, пугала уединившиеся парочки, тянула бесконечные часы и искала тех, кто думал бы с ней одинаково, знал больше и мог бы объяснить ей в правильных словах, как сделать так, чтобы стало хорошо и ко всеобщему благу.
Они же умные. Они ж почти все эльфы – из Сорных Трав, из разночинцев, из бастардов, не принятых никем, и их потомков. Хлебнувшие лиха, злые, знающие много слов. Тусующиеся вместе, объединенные ненавистью к чистым, у которых все есть. Леонард Львиный Зев, говорят, сидел за участие в беспорядках. У Азалии шрамы на запястьях. Они пьют, курят, целуются между затяжками. Пепельные волосы женщины сливаются с сигаретным дымом, а ногти – с вином. Кто то ставит на Гракха Шиповника, кто-то и Гракха ни во что не ставит. Кто-то роняет ломберный столик. Мардж тонет в горячих речах и в умных словах, комнаты превращаются в лабиринт, в ушах настойчивая просьба Дерека не пить много. И скорее бы уж он…
– …террор, – говорит Азалия.
У нее низкий мурлыкающий голос, выкатившееся слово это как нельзя более подходит ее рубиновым устам.
– Террор – ерунда, – возражает Леонард. – Производственные отношения должны соответствовать производительным силам. Бить надо по экономической базе. По основам.
Руками, которые только что обнимали женщину, он делает округлый жест.
И эти – тоже не те. Все, что им надо: это поговорить, и когда они твердят о политике, они на самом деле говорят о себе. Они бы поменяли власть, но на себя только. Зачем это Мардж? Речь ведь на самом деле о будущем детей из работного дома. Она совсем запуталась, ища кого-нибудь, кто умнее ее, кому можно доверить свои помыслы и самое душу. Или, может, у нее просто аллергия на сигаретный дым?
– А где они, основы? – спрашивает Мардж. – Палата выборных представителей из олдерменов, а над нею Палата Лордов, но кто сделал так?
Ей не нравится, как Азалия смотрит на нее. Она считает Мардж дурой. Вопросы эти никому не нужны. Эльфы Сорных Трав много лет сидят вот так, расписав свои стойкие ненависти и случайные любови, и планы, которым если и суждено претвориться в жизнь, то не сегодня.
– Эксплуататоры всегда между собой договорятся. Эти своего не упустят.
Однако Леонард задумывается. Из соседней комнаты выкликают тост, звенят бокалы, хлопает дверь.
– Должна быть одна неподвижная точка в самом центре, – отвечает он. – Некое Правило или Закон. Или Слово. Одновременно ось мироустройства, краеугольный камень и подпись, скрепляющая общественный договор. Сущность, вычисляемая исключительно философски. Нечто, условно называемое Королем.
– Но ведь нет никакого Короля?
– Значит, это Король, которого нет.
Азалия смеется недоверчиво и визгливо, но Леонард задумчив и сильно пьян, и вроде как бы забыл про женщину на своих коленях. Марджори кажется почему-то, что он серьезен.
– Так что я говорил про экономическую базу? Все здесь держится на магии…
Как забавно. Как странно. Марджори поднялась, машинально отряхнув юбку. Это место в ее сознании всегда звалось Безопасностью. Оно принадлежало только ей. В некотором смысле оно как Дерек. Сюда она попадала отовсюду, но уходила только одной дорогой: в Город. Но в Городе нынче нечего искать. Ну или так – в городе есть Дерек, который делает свое дело, и сделает его, если его можно сделать в принципе. За Городом наши возможности равны, но он не пойдет за Город, если у него нет версии. Без версии на поиски может сунуться только ненормальный. Например, беременная женщина. Дескать, каприз.
И кстати, что я ищу?
Не знаю. Знаю только, что непреодолимая сила не позволяет мне оставаться на месте в покорности и ожидать. И я думаю, что это знак. Честно говоря, я вообще не думаю. Хотя, честно говоря, я уже корю себя дурой. Я ведь даже не знаю, что там, если не спускаться к ручью, а наоборот, подняться по склону, миновать рощу и выбраться из лощины на просторную, продуваемую ветрами и совершенно бескрайнюю пустошь.