Дракон вздохнул, порыв горячего ветра пронесся над ухом Мардж и опалил метелки степных трав.
– Упоение драконьим танцем в небе, – сказал он, – это часть магии дракона. У нас два крыла: воображение и вдохновение. Иссякни оба, дракон умрет.
– А чьи, – спросила Мардж, – это должны быть вдохновение и воображение?
Дракон сардонически улыбнулся зубастой пастью: легкий дымок вырвался меж клыков, как дыхание в мороз.
– Когда все на свете создавалось из слов, вдохновение принадлежало тому, кто делал слова. А воображение – тому, кто им внимал… Пока драконы парили в небе, ничто не было непреложно. Вы меня понимаете? Действовали некие законы, способные отменить саму безысходность.
Мардж забежала вперед и остановилась перед самой мордой.
– И куда вы в таком случае идете?
– Я ищу холм с красивым видом, – серьезно ответил дракон. – Я лягу там и усну. И стану камнем. И может быть, в мои живописные руины станут приходить те, в чьем сердце еще вздрагивают драконьи крыла. И тогда мне приснится, что я жив и парю в небе.
– Что-то тут не так, – сказала Мардж. – Замкнутый круг какой-то. Отсутствие магии убивает драконов, а гибель драконов ведет к сокращению магии. Значит ли это, что магия жива, пока вы держитесь на крыле, что вы – вечный двигатель магии? Или магия – ваш? И что в таком случае произошло с миром? Мы все вляпались в драконье дерь… простите, впали в большой драконий авитаминоз?
– Магия не подчиняется логике. Помнишь, как семь слепцов описывали слона? Так вот и магия: каждый, кто рискнет выводить ее законы, должен понимать, что держит в руках только хвост или только хобот.
– Я бы сказал, что магия – это способность удивляться, – продолжил дракон, обнаруживая, что размышлял на эту тему. – Но ты не забывай, маленькая мисс, что я держу только хвост слона.
– Если ты расскажешь мне, как выглядит хвост, я присовокуплю это знание к своему: ведь я знаю, как выглядит хобот.
Странный то был разговор. Из-за края земли выкатывалось красное яблоко солнца, мороз пощипывал щеки, твердая поверхность пустоши вздрагивала под тяжелой драконьей поступью. Вспыхивали в его каменной шкуре слюдяные чешуйки: сбегали по ней огненными ручейками, складывались в причудливые руны. Свет насыщал степь, тени плясали и били ногами в бубен. Где-то тут магия определенно витала: сама или остатки.
– Сначала, – сказал дракон, – было это.
Это видимо означало пустоту вокруг, и в этой пустоте не было кроме них ни единой живой души.
– Нет, неправильно. Здесь много кто есть, просто они появляются в нужный момент. И что такое живая душа? Эльфы вон считают, что и вещи имеют душу, правда – не все вещи, а только сделанные вручную. Вещи красивые и старые они даже считают равными себе. Они также думают, что вещь, которую долго использовали, тоже оживает и приобретает собственный характер, привычки и даже карму. Красиво стоящий камень, любое дерево, источник или водоем – одушевлены. Новые фабричные вещи эльфы считают мертвыми или, скорее, нерожденными. Более того, есть среди эльфов правое крыло, кто отказывает в наличии души низшим расам. Так вот, я говорю, что не было ничего этого в начале времен!
– А степь была?
– Была. А после вырос город, и те, кто попал внутрь каменных стен, оказались в ловушке. Будучи лишь порослью от материнского корня, они стали учитывать только самих себя. Они угодили во внутренний мир, и стены теперь диктуют им новые правила. Они стеснены! Они слепы и знают, скажем, – дракон оглянулся на собеседницу, – только ногу своего слона. И полагают, будто слон состоит из одной этой ноги.
Красное яблоко взбиралось на небосклон все выше и припекало спину. Мардж сдвинула тартан с головы.
– Хочешь сказать, будто здесь свобода, и всяк живет как знает?
– Я не хочу сказать, что одно лучше другого. Доброй душе, для того, чтобы оставаться доброй, иногда нужно побыть одной, не так ли?
– Я не добрая душа, – возразила Мардж. – Я дура беременная. Как я буду рожать ребенка в неустойчивый мир? Магия лежит в его основе, рухнет она – порвутся общественные связи, да что там связи! Ни медицины, ни образования, ни промышленного производства. Что останется? Этика? Падут темные века, каждый встанет сам за себя; кто сильнее, тот и будет прав, а мы не так уж сильны. Я не могу мыслить понятиями: это в моем положении слишком жирно. Мне нужно, чтобы земля была под ногами, небо – над головой, а ребенок в школе, сыт и необижен, и чтобы кто-то знал, как лечить его, если что. Если что-то кроме магии способно обеспечить общественный порядок, пусть обеспечивает; если нет – давайте магию чинить, причем быстренько и все вместе! Иначе пока сильные выясняют, какова будет новая платформа мироустройства, мы все пропадем. Они ж это… мыслят понятиями! И понтами. Им живых людей доверять никак нельзя.