Брэдбери Рэй
День поминовения
Рэй Брэдбери
ДЕНЬ ПОМИНОВЕНИЯ
Перевод Л. Терехиной, А. Молокана
Был день Поминовения, и все, включая бабушку Лоблилли, шли по летней дороге, пока не очутились на дне земном и в небе высоком деревеньки Миссури, и пахло так, как бывает, когда один сезон сменяет другой, зацветающими луговыми травами.
- Вот мы и пришли, - сказала бабушка Лоблилли, опираясь на палку, оглядела всех горячим взглядом своих карих с желтизной глаз и сплюнула в пыль.
Кладбище располагалось на пологом склоне холма. Здесь было царство просевших могил и деревянных крестов, пчелы жужжали среди тишины, а бабочки то складывали крылья-лепестки, то вновь расцветали в прозрачном голубом воздухе.
Высокий загорелый мужчина и женщина с зонтиком долго стояли молча, глядя на холмики, под которыми лежали их родственники.
- Ну, давайте работать! - сказала бабушка и заковыляла по влажной траве, быстро втыкая то здесь, то там свою палку. Остальные несли лопаты и специальные корзины, украшенные маргаритками и ветками сирени.
В августе правительство закрывало дорогу сюда, и, поскольку этим кладбищем не пользовались уже пятнадцать лет, родственники согласились на перезахоронение.
Бабушка Лоблилли опустилась на колени и взмахнула лопатой.
Другие тоже копошились на могилах своих родных.
- Бабушка, - сказал Джозеф Пайке - его тень была такой же большой, как и он сам. - Бабушка, ты не там копаешь. Это могила Уильяма Симмонса!
При звуке его голоса все остановились и прислушались. Стало так тихо, что можно было услышать бабочек, порхающих в прохладном полуденном воздухе.
Бабушка подняла глаза на Пайкса.
- Ты думаешь, я не знаю, что это его могила? Я не видела Уильяма Симмонса шестьдесят лет и собираюсь повидаться с ним сегодня.
Она мерно, лопата за лопатой, кидала жирную землю и что-то говорила то ли в пустоту, то ли тому, кто мог ее слышать:
- Шестьдесят лет назад он был красивым, ему было всего двадцать три. А мне было двадцать. Золотые волосы, молочно-белые руки и шея, румянец цвета хурмы. Шестьдесят лет, и день свадьбы был уже назначен, а потом - его болезнь и смерть. И я помню, как земля сыпалась на него и раскисала от дождя. .
Все уставились на бабушку.
-Но, бабушка... - начал было Джозеф Пайке.
Могила была неглубокой. Вскоре старуха докопалась до длинного металлического ящика.
-Помогите-ка!-крикнула она.
Девять мужчин потащили тяжелый ящик из могилы, а бабушка -дирижировала имя своей палкой.
-Осторожно!-покрикивала она.-Теперь опускайте.
Они поставили гроб на землю.
- Джентльмены, не будете ли вы так любезны, не занесете ли ненадолго мистера Симмонса ко мне домой?
- Мы отнесем его на новое кладбище, - сказал Джозеф Пайке. Бабушка впилась в него пронзительным взглядом.
- Вы притащите этот ящик прямо ко мне домой! А я буду вам очень признательна.
Мужчины стояли и смотрели, как она уходила. Потом посмотрели на гроб, переглянулись и поплевали на ладони.
Пять минут спустя они протиснули железный гроб через парадную дверь маленького белого домика бабушки и поставили на пузатую кухонную печку.
Бабушка поднесла всем по стаканчику. .
- Теперь давайте откроем крышку, -сказала она. - Не каждый день удается повидать старых друзей.
Мужчины не стронулись с места.
- Хорошо, если вы не хотите - я сама.
Она ткнула в крышку своей палкой, еще и еще, сбивая корку земли. Пауки разбежались по полу. Сильный запах, похожий на запах весенней пашни, волнами поплыл по комнате. Мужчины решились наконец взяться за крышку. Бабушка отошла в сторону.
--Открывайте! - приказала она и взмахнула палкой, как античная богиня жезлом. И крышка поднялась. Мужчины поставили ее на пол и повернулись к гробу.
Их дружный вздох был похож на свист октябрьского ветра.
Уильям Симмонс лежал в гробу, и его тело было подобно пыльце, до блеска и сияния процеженной сквозь воздух. Он спал с легкой улыбкой на губах, руки были скрещены, и одет он был, как на выход, хотя никуда не собирался уходить.
Бабушка Лоблилли жалобно всхлипнула:
- Он здесь!
Это был действительно он. Невредимый, как жук в своем панцире, чудесная белая кожа, веки прекрасных глаз - словно цветочные лепестки, губы были еще яркими, волосы тщательно причесаны, галстук завязан, ногти аккуратно подстрижены. Все в нем было завершенным, как в тот день, когда они кидали землю на крышку его безмолвного гроба. .
Бабушка стояла, зажмурив глаза, прижав руки к губам, чтобы сдержать готовый сорваться с них вздох. Она не могла смотреть.
- Где мои очки?! - крикнула она. Все стали искать.- Вы не можете их найти? - Она покосилась на тело.
- Не ищите. - Она подошла к гробу. Комната больше не кружилась.
Она вздыхала, дрожала и ворковала над открытым гробом.
- Он хорошо сохранился, - сказала одна из присутствующих женщин.-Совсем не истлел.
- Так не бывает, - произнес Джозеф Пайке.
- Бывает, - возразила женщина.
- Шестьдесят лет в земле. Ни один человек не выдержит так долго.
Во всех окнах пылали отблески заката, последние бабочки садились на цветы и сливались с ними.
Бабушка Лоблилли опустила свою дрожащую морщинистую руку,
-Земля сохранила его. Это была хорошая сухая земля.
- Он совсем молодой, - причитала одна из женщин.
- Такой молодой!..
- Да, - сказала бабушка Лоблилли, глядя на него. - Вот он лежит, и ему двадцать три года. А я стою рядом, и мне скоро восемьдесят!-Она закрыла глаза.
- Бабушка. - Джозеф Пайке тронул ее за плечо.
- Да, ему двадцать три, он прекрасен, а я... - Она крепко зажмурилась. - Я, склонившаяся над ним, больше никогда не стану молодой, буду только стареть и высыхать, и нет ни, единого шанса вернуть молодость. Взгляните, как смерть была добра к нему.
Она медленно провела рукой по его лицу, вдоль тела. Повернулась к остальным.
- Смерть прекраснее, чем жизнь. Почему я тогда не умерла? Мы бы оба сейчас были молоды. Я-в своем гробу, затянутая в белое подвенечное платье, с закрытыми глазами, чуть напуганная смертью. И руки сложены в последней молитве.
- Бабушка, не надо.
- Я имею право говорить! Почему я тоже не умерла? Тогда сейчас, когда он вернулся, чтобы повидать меня, я не была бы такой! - Ее руки-блуждали, как у помешанной, ощупывая морщинистое лицо, обвисшую кожу, трогая провалившийся рот, теребя седые волосы, Она уставилась на тело Уильяма Симмонса безумным взглядом.
- Как красивы его зачесанные назад волосы! - Она потрясла своими тощими руками.- Разве мужчина двадцати трех лет будет искать благосклонности семидесятидевятилетней старухи с помоями в венах? Я обманута! Смерть сохранила его молодым навсегда. Взгляните на меня! Жизни это не под силу!
- Все это взамен жизни, - сказал Джозеф Пайке.
- Он вовсе не молод, бабушка, ему далеко за восемьдесят.
- Ты, дурачок, Джозеф Пайке. Он прекрасен, как бог, его не тронули тысячи дождей. И он вернулся, чтобы повидать меня. А теперь он подцепит какую-нибудь юную девушку. Чего ради ему стареть?
- Ему ни от кого ничего не нужно, - сказал Джозеф Пайке.
Бабушка пнула его.
- Убирайтесь отсюда все! Это не ваш гроб, не ваша крышка, не ваш почти-муж! Оставьте гроб здесь хотя бы на эту ночь, а завтра выкопаете новую могилу.