Преследователь со сдавленным стоном осел наземь, а когда вновь обрел возможность дышать — возле горла покачивалось острие меча.
— Не убивайте, госпожа, прошу вас! — прохрипел мужчина.
— А зачем подкрадываешься, словно вор?
Лю Ленх кончиком клинка раздвинула плащ незнакомца. Под ним обнаружился бело-голубой камзол. Цвета дома лю Матогра!
— Ты вообще кто такой? — удивилась воительница.
— Я — Гук, сенешаль вдовствующей баронессы Ульцарии лю Матогра! Не убивайте!
— А подкрадываешься зачем?
— Не хотел вас напугать, госпожа…
Девушка не сдержалась и расхохоталась. Так громко и бессовестно, что даже слуга покосился на странницу с осуждением. Не подобает приличной даме так смеяться, словно какой-то крестьянской бабе!
— Ну ты и шутник! — простонала Талагия, вытирая слезы.
— Госпожа, прошу прощения, я не знаю вашего имени… но там, в трактире, я не мог не заметить легатский жетон…
— И что с того? — недовольно буркнула баронесса.
Все, сейчас начнутся жалобы и причитания. Сборщики налогов жизни не дают. Магистерий подстриг в монахи всю деревню. Тетенька, дайте воды напиться, а то так есть хочется, что переночевать негде. Спасите, замолвите словечко во дворце.
— Моей госпоже нужна ваша помощь, — прошептал Гук, понизив голос.
Как и ожидалось! В этом посланница не ошиблась!
— А мне нужно где-то переночевать, — возразила воительница. — Но я же не пристаю к прохожим! Сама как-то справляюсь…
— Оу, госпожа! — воскликнул сенешаль. — Будьте уверены — если выслушаете госпожу Ульцарию — она разместит вас в лучших покоях замка!
— Так уж и в лучших? — недоверчиво прищурилась Талагия.
— Будьте уверены! Клянусь! — пообещал мужчина.
— Только выслушать? — уточнила дама. — И все? Больше ничего?
— Совершенно так, госпожа! Больше ничего! Конечно, если вы согласитесь оказать услугу моей госпоже — это будет оценено отдельно…
— Я служу только Триумвирату! — процедила сквозь зубы лю Ленх.
Баронесса посмотрела на небо. Растущая луна окрасилась в кровавый цвет. Густые, низкие облака ползли по звездам, заслоняя их свет. Все говорило о близкой грозе. И ветра нет. Ни единый листочек не шелохнется. Полный штиль — это не к добру. Сколько еще она будет искать трактир со свободными комнатами — неизвестно. А потому предложение Гука выглядело донельзя заманчиво.
— Лучшие покои, говоришь… — задумчиво повторила легат. — Ладно, показывай. Где этот твой замок.
— Это не мой замок, — уточнил слуга. — Это родовой замок лю Матогра.
— Да, да, да-а-а, — зевнула Талагия. — Веди давай.
Всадница и провожатый ступили во двор замка одновременно с первыми каплями дождя. Крупными, тяжелыми, поднимающими столбики пыли, встречаясь с бренной землей.
Владения хозяев Гука не внушали оптимизма. Двор порос бурьяном, пробивающимся между камней брусчатки. Штукатурка местами осыпалась, обнажая кладку, сделанную, небось, еще при эльфах. Одна из башен, исчерпав вековой запас прочности, опасно покосилась.
Едва ли не в центре внутренней площади сидела упитанная крыса, которая, надменно сверкнув глазами, демонстративно повернулась к пришедшим задницей, демонстрируя презрение к людишкам.
Похоже, баронесса, да и замок, переживали не лучшие времена. Воительница брезгливо поморщилась, представив, какие тут могут быть покои, пусть и лучшие, но искать другое место для ночлега уже поздно.
— Давайте я отведу коня в стойло, — поспешно предложил слуга.
Он вцепился в поводья, словно боялся, что Талагия развернется и уедет, послав уже не столь заманчивое предложение к Грешным Магистрам. А такое желание у странницы было! Посланница обернулась, оценивая расстояние до города, мерцающего огнями на горизонте, и нехотя спешилась. Деваться некуда.
Разместив скакуна в конюшне, сенешаль провел баронессу по лабиринту темных, пыльных коридоров, в тронный зал замка. Здесь было так же грязно, как и везде. На то, какие из помещений использовали обитатели, красноречиво указывали протоптанные в пыли дорожки. В углах свисали лианы серой паутины, которую даже пауки покинули. Ох, зря девушка приняла приглашение, зря…
На троне восседала она — вдовствующая баронесса лю Матогра, оказавшаяся женщиной преклонных лет. Бледная и сморщенная, облаченная в темно-зеленое платье с кое-как подметанным подолом, но с горделивой, величественной осанкой. Седину дворянки венчала диадема с крупным сапфиром, в ушах блестели серьги, на шее качался золотой кулон — остатки былой роскоши. Видно, украшения много значили для дамы — лишь они сверкали, как новые.