— Но у нас нет таких денег! — прошипел мужчина.
— Нет денег — нет помощи, — пожала плечами путешественница. — Утром я отправляюсь дальше, а вы тут как-нибудь сами…
— Постойте! — воскликнула лю Матогра.
Баронесса поднялась с кресла, чуть прихрамывая, но старательно сохраняя величественную осанку, спустилась по ступеням и приблизилась к гостье. Губы старухи гневно сжались, в глазах, превратившихся в щелочки, кипел огонь. Пристально глядя на Талагию, Ульцария сняла с себя цепочку с кулоном, сережки и вложила их в руку страннице.
— Этого достаточно?
Девушка взвесила драгоценности. Золото, сапфиры, немного бриллиантов, правда — совсем мелких. Но работа хорошая — сразу видно, трудились гномы. Только их мастера способны выполнить тончайшую филигрань, складывающуюся в ажурный, воздушный узор.
Посланница заметила еще одну вещь — совершенно потрясающий перстень с арбузным турмалином на пальце баронессы. Он так и притягивал внимание. Безумной красивый, с зеленой окантовкой, но бордовый внутри. В точности, как и арбуз, откуда и пошло название.
Такие самоцветы попадались очень редко — их привозили только из Чайлая, тщательно оберегая месторождения. Еще меньше мастеров брались за работу с ними — слишком хрупкий. Чуть передавить, закрепляя в оправе — и все, рассыплется мелкими осколками, не имеющими никакой ценности.
— Добавьте еще колечко, и мы в расчете, — предложила Талагия.
— Ни за что! — решительно отказала Ульцария. — Это первый подарок моего покойного Шарладия! Возьмете диадему?
— Сгодится, — неохотно согласилась воительница.
— Значит, договорились? — спросил Гук, довольно потирая руки. — Сегодня вы его… упокоите?
— Сегодня я собираюсь выспаться. Мертвяком займусь завтра. Кажется, ты обещал лучшие покои?
Если комната, в которой разместили путешественницу, и была лучшей — страшно представить, каковы остальные. Пусть некогда обстановка была шикарной, сегодня все выглядело… не то, чтобы бедновато, скорее — старовато. Краска на картинах потрескалась от времени, мебель рассохлась. Девушка втянула носом воздух и тут же звонко чихнула. Пахло пылью и затхлостью. Хотя бы сверху не течет — уже хорошо.
За окном бушевало ненастье. Дождь хлестал, как из ведра. Ветер порывами бросался на стены замка, заставляя раму жалобно дребезжать. Сквозило. Вода, все же, просачивалась внутрь, стекая по камням и образуя лужу под подоконником. Небо освещали сполохи молний, вслед за которыми раздавались трескучие раскаты грома. В этих ярких вспышках Талагия увидела его — мертвяка. Рослую фигуру, закованную в доспехи. Упырь медленно брел вокруг крепостного рва, рассекая стену небесной воды башенным щитом.
Ох, непростое это будет дело. Никто не предупреждал, что покойник будет защищен броней и вооружен! Посланница впервые подумала, что промахнулась с ценой… следовало назвать цену раза в два выше.
Позади раздался грохот. Воительница развернулась, выхватывая меч.
— Прощу прощения, госпожа, я не хотел вас напугать, — склонился сенешаль.
Гук принес охапку дров и вывалил ее возле камина. Несмотря на середину лета, в комнате было прохладно.
— А где хозяин замка? — поинтересовалась лю Ленх.
— Так вот он… там, снаружи… — рассеяно ответил мужчина.
— Нет, я имею в виду наследника. Сына не упокоенного барона.
— У барона не было детей, только племянник — Завгарий, — поведал слуга. — Сейчас он — законный правитель Матогры. Только… когда покойный барон начал докучать визитами — Завгарий сбежал с казной в Церетт. Там и пребывает поныне.
— Постой… если барон в столице — кто же правит Матогрой?
— Наместник. Только он не в замке живет — в городе. У него дом возле ратуши. И все поступления с налогов направляет хозяину… — как бы невзначай упомянул сенешаль.
— Как же вы тут живете без денег? — ужаснулась Талагия.
Гук лишь горько усмехнулся в ответ. Плохо живут без денег, разве не заметно?
— Завтрак будет подан в восемь утра, — проинформировал мужчина.
— В десять, — возразила баронесса. — И подай завтрак в мои покои. Я собираюсь хорошенько… — здесь девушка осеклась. — Хотя бы попытаться выспаться.
— Как прикажете, ваше благородие.
Оставшись одна, воительница закинула несколько поленьев в камин и запалила огонь. Дым, не желая уходить в трубу, начал заволакивать комнату. Похоже, забился дымоход. Сама путешественница не собиралась ничего прочищать — не женское это дело. Она же не трубочист! Биться с нечистью — тоже дело не женское, и не менее грязное, но, хотя бы, уважаемое, достойное ее происхождения.