Побежали. К центру - где Кремль...
А в подмосковном городе Зеленограде люди не исчезали уже полчаса. Паника немного поутихла, все сидели по домам и ловили информацию из внешнего мира. Пользовались транзисторами, электричества не было почти во всем городе. В церкви шел молебен - отец Александр скорбно и убежденно излагал свою версию конца света. Удивительно: он был почти прав! Люди всегда грешили и неохотно приходили к Богу, а многие (слишком многие!) так и не пришли. Двадцатый век изгнал святые истины, коммунисты ввергли пятую часть планеты в пучину, из которой не выбраться без помощи Бога. Нужен был Мессия-спаситель, а пришел Антихрист и возвестил Армагеддон, потому что человек перестал нынче быть человеком.
Я почувствовал, что в Зеленограде люди жили будто в оазисе времени, будто благодать снизошла на них. Их ничто не волновало больше - но ведь и они перестали быть людьми, потому что перестали страдать!
Я не хотел сделать Лине больно.
- Линочка, - сказал я, - родная моя, так будет еще хуже. Я тоже хочу, чтобы люди были всегда. Но путь только один. Вернись, Лина, давай поговорим.
Молчание.
- Иешуа, - сказал я, и он пришел, наконец. Он стоял на паперти, босой, в рубище, смотрел на позолоченный купол с крестом, губы его шевелились, он ждал. Конечно, его увидели, и конечно, не узнали. Оборванец. Бедняга. Без жилья, видать, но чистенький, следит за собой. Ему подали, и он взял.
- Где Лина? - спросил я.
Лина была здесь, и ей было плохо. Я почувствовал, наконец, душу ее, сжавшуюся в комок, отпрянувшую от меня. Я был слаб и не мог ни защитить ее, ни помочь.
- Я пробовала спасти сама... Не так, как ты... Мамы нет. И Иры тоже... И здесь... Такие замечательные, такие добрые, но...
- Да, Линочка, всегда есть но... Тебе тяжело держать этот груз?
- Я устала.
- Давай отпускать понемногу. Вот так, хорошая моя, как же ты сумела, еще чуть-чуть... Все. Вернемся в Мир.
Мы вернулись - на площадь перед храмом.
Благодать кончилась, оазис исчез. Толпа шла к горсовету по центральной улице, переворачивая и поджигая машины. Путь был отмечен факелами, одна из машин взорвалась, обломки поранили человек двадцать, но никто не обращал на это внимания. Исчезли - по грехам их - несколько человек, и толпа пришла в неистовство. Из окон горсовета начали стрелять у охранников сдали нервы. В церкви все еще молились, но прихожане начали исчезать - по грехам их, - и люди, убедившись, что храм Божий, проклят так же, как и весь мир, бросились к выходу.
Я сказал Иешуа "уходи", он не нужен был сейчас, и мы вернулись с Линой на Тверской бульвар. Здесь было безлюдно и тихо, ничто не напоминало о Дне восьмом, если не считать нескольких сломанных деревьев и трупов двух милиционеров в кустах, они были убиты еще под вечер во время неожиданного столкновения патруля с группой бандитов.
Мы сидели на той самой скамейке, что и неделю назад, после моего возвращения из командировки.
- Я была дома...
- Знаю.
- Неужели их грехи больше моих? Им не было больно? Их совсем нет, Стас? Совсем?
- Солнышко мое, пожалуйста, успокойся, прошу тебя.
- Успокоиться?! Ты понимаешь, о чем ты говоришь, Стас?
Я понимал. Беда была в том, что я понимал, а она - еще нет. Мы были рядом, но не вместе.
- Линочка...
- Я пыталась понять тебя, - Лина говорила мне в самое ухо, звуки странно расплывались, мне приходилось догадываться, и я стал слушать ее мысли, так было яснее. - Если я не пойму, я не смогу ничего... Я... Стас, разве таким должен быть Бог? Разве так нужно спасать? Если ты любишь меня, если ты всемогущ - почему все так плохо? Как нам жить - вдвоем, без всех? Что мы без них? Все, о чем я мечтала, - этого уже не будет? Дом, семья, дети... Стас, что же ты делаешь?!
- Послушай меня. Я не тот Бог, о котором написано в Библии, Торе, Коране и еще где-то. То фантазии, а есть Истина. Когда я создавал Вселенную, сила моя была почти беспредельна. В этом "почти" все дело. Предел. Половину своей силы, - точнее сказать, энергии, - я потратил в День первый, и половину того, что осталось - в День второй. Когда настал День пятый, я мог только управлять генетическим аппаратом, а создав человека в День шестой, утратил все и стал таким же человеком, как и остальные люди. Разве что изредка, в каком-то из моих поколений, прорывалось что-то немногое, копившееся веками, и я был способен дать людям Заповеди или позвать Иешуа, чтобы узнать что-нибудь о будущем.
- Иешуа, - сказала Лина, - кто он?
- Помощник.
- У Бога есть помощники?
- Конечно. Иешуа был не всегда. Я создал его в День второй как некую альтернативу себе, и был он тогда бесформенной системой частиц, в которую я впечатал все, что хотел сохранить, отделить от себя. Возможность являться в Мир, чтобы предвидеть его путь.
- Контроллер.
- Пусть так, - согласился я. - В конце концов именно Иешуа сказал "хватит, дальше тупик". И подвел к Решению. В чем-то он слушает меня, в чем-то самостоятелен. Он уже не раз являлся в Мир. Убийство, предательство, смерть на кресте - все было, и все напрасно. Человек не изменился. На этот раз Иешуа пришел потому, что ничего исправить уже было нельзя. Предстояло решить - оставить все как есть или начать сначала. Оставить было нельзя - путь вел в тупик. Ошибка. Моя ошибка. И мне исправлять. И людей, но прежде - мир, в котором им жить. Человек таков не только потому, что таковы его гены, но и потому, что таков животный мир вокруг, и растения, и горы с морями, и планета, и космос - все связано, и ошибся я в самом начале. Космологи придумали антропоморфный принцип. Он совершенно верен: Вселенная такова именно потому, что в ней есть человек. В другой Вселенной и человек был бы другим. Чтобы начать сначала, чтобы повторить День шестой, нужно вернуть День первый. И не иначе...
Лина плакала.
Никто не мог видеть нас, только я - ее, и она - меня, волосы ее разметались, и щека была поцарапана, а платье испачкано чем-то белым, глаза у Лины были как страшные убивающие зеркала, я видел в них себя - не настоящего, а такого, каким никогда не был, и Лина знала, что я не такой, я не жесток, и не я забрал из жизни маму и Иру - не я, а грехи их прошлые и будущие, - но все равно в глазах Лины отражалось существо, которое не должно было жить.