– Нет, больше никто не видел… – растерянно протянул я.
Девушка посмотрела на меня долгим оценивающим взглядом.
– Будем надеяться, что всё так и было, – сказала она и наконец-то встала с пенька. – Помоги загрузить тележку в машину.
Я вышел из машины, подошёл к тележке, но девушка меня остановила.
– Коробку я возьму на колени, – предупредила она, нагнулась, отстегнула крепёжные ремни и бережно подняла коробку.
И тут я увидел, что руки у неё четырёхпалые, без больших пальцев, отчего ладонь казалась необычайно узкой, а пальцы тонкими, но в то же время, несмотря на уродство, красивыми. Знакомая картина, есть эти данные в нашей картотеке, только они не имеют никакого отношения к пришельцам. Тридцать лет назад, в результате употребления беременными женщинами нового фармакологического препарата астородина, на свет появились младенцы с генетическими уродствами конечностей. Видимо, и кожа зеленоватого оттенка оттуда… Что ж, для меня, по крайней мере, хоть какое-то облегчение, что не заражусь от бомжихи какой-то пакостью. Но тут я вспомнил карлика на дороге с его «летающей тарелкой», и мне стало тоскливо. Как всё-таки прав был шеф насчёт балагана… Какие только уроды не съедутся на праздник в Бубякино!
– Что ты там застрял? – поторопила девушка. Она обошла машину и, держа на руках картонную коробку, ждала, пока я открою дверцу.
Я поспешно прошагал к ней, открыл дверцу и поддержал под локоть, пока она забиралась на переднее сиденье. Затем вернулся за тележкой и поставил её в салон.
Когда я снова обошёл машину и уже собирался сесть на водительское сиденье, справа из лесу раздался отчётливый птичий свист:
– Тьох-тьох, тьо-тьо-тьох!
Из леса слева отозвалась другая птица:
– Тон-н-нк!
Будто струна лопнула.
Я улыбнулся и покачал головой. Была у леса, кроме тумана, ещё одна странность, на которую раньше не обратил внимания. До сих пор я ни разу не слышал из лесу птичьих голосов. Понятное дело, преддверие осени, птицы не поют, но всё-таки хоть изредка перекликаются… Как сейчас, например.
Сев в машину, я захлопнул дверцу, включил зажигание.
– Веди машину аккуратнее, – предупредила девушка и, уже обращаясь к коробке у себя на коленях, сказала: – Сейчас будет небольшая тряска, но ненадолго. Потерпи, пожалуйста.
Из картонной коробки кто-то жалобно пропищал.
Я покосился на коробку, но ничего не сказал. Ошибся я, никакая девушка не бомжиха, а обычная деревенская жительница. Везёт домой цыплят с птицефермы… Правда, писк не был похож на цыплячий, но мне-то какое дело? Другая забота не шла из головы.
– Вы хорошо помните развилку на Бубякино? – поинтересовался я, разворачивая машину в сторону Мщер.
– Чего её помнить? – улыбнулась девушка и прищурилась: – Её издалека видно.
Наконец-то я понял, что было не так в её лице – она моргала нижними веками. Тоже известное уродство – змеиный глаз. В народе бытует поверье, что люди с таким уродством способны сглазить кого угодно. А уж глаза отвести – раз плюнуть.
– Далеко до неё?
– А чего тут далёкого? – снова усмехнулась девушка. – Вот она.
Я глянул в ветровое стекло и оторопел. Метрах в тридцати впереди с шоссе в лесную чащу, как в тоннель, уходила разбитая колея грунтовой дороги. Вот тебе и змеиный глаз…
Свернув в лес, я пару минут ехал молча, стараясь вести машину как можно аккуратнее, чтобы «цыплят» в картонной коробке не трясло на ухабах. Туман в лесу стал гуще, и дальше десяти метров деревья не просматривались, но, как и на шоссе, на дорогу туман не выползал, хотя сосновые ветки то и дело царапали по корпусу машины, а кроны осин смыкались над узкой колеёй.
Девушка тоже молчала, бережно придерживая на коленях картонную коробку, и тогда разговор начал я.
– Сергей. Можно Серёжа, – представился я и решился, как она, перейти на «ты»: – А тебя как зовут?
– Меня? – Девушка почему-то замялась. – Меня зовут Лиайя.
Имя она произнесла каким-то другим, будто не своим голосом. Словно птичка пропела, и я толком не уловил сочетание гласных.
– Лия? – переспросил я.