Я замахал руками, словно хотел стереть все сказанное. Отхлебнул еще глоток этого ужасного эрзаца. Снова посмотрел в глаза прекрасной Флетчер. Надо бы с ней переспать. Почему я не додумался до этого раньше?
— Это нечто вроде первобытной общины. Понимаете, там… создано какое-то свое, замкнутое пространство. В границах этого пространства перестаешь быть человеком в нашем понимании и становишься таким, каким они хотят видеть человека. Там человекообразные заключили взаимный договор. Homo sapiens решил, что разум бесполезен, и отказался от него, осваивая нечто иное. Это похоже на телепатию, Флетчер, — оно обволакивает. Чем ближе подходишь, тем легче отказаться от языка. Ты как бы излечиваешься от языка как от сумасшествия, на которое все мы добровольно согласились. Но там заключен новый договор: на существование без мыслей, без языка, без общепринятых ценностей. Они живут только настоящим — от прошедшей секунды до следующей. Это… Я снова пытаюсь объяснять, заметили? Чем больше мы стараемся объяснить, тем больше запутываемся. А всему виной наш разум.
Она прижала палец к моим губам и прошептала:
— Ш-ш. Не волнуйся, отдохни.
Я запустил пятерню в волосы. Они свалялись в колтун. Хорошо же я выгляжу!
— Что ты чувствовал, Джим?
— Трудно передать… — Я посмотрел на Флетчер и ощутил, как по щекам струятся слезы. — Это было чувство… свободы. Словно мой мозг паразитировал в чьем-то теле, и некоторое время спустя я освободился от него. А теперь, когда меня вернули обратно, мне так… жалко и непередаваемо грустно. — Я снова посмотрел на стадо. — Они… такие счастливые.
Флетч крепко обняла меня. Я не ощущал ничего, кроме ее тепла и запаха цветов. Нас окружали какие-то люди, но мне было все равно. Больше я не сдерживался; зарылся лицом в ее грудь и рыдал, сам не зная почему.
Она гладила меня по голове. Я чувствовал, насколько я грязен, но ее это не смущало. Она предложила:
— Хочешь, изложу официальную версию?
— Какую еще версию?
Она обхватила меня руками.
— Согласно официальной версии, мы еще не перестали жалеть о том мире, который потеряли. О годах, что были до эпидемий. Как еще относиться к смерти целой планеты?
Ее вопрос повис в звенящей тишине.
Я снова нащупал кружку. Пойло уже достаточно остыло и вкус почти не чувствовался, да я и привык к нему. Или привыкну за ближайшую сотню лет. Я натянул одеяло.
— Как ты себя чувствуешь? — спросила Флетчер.
— Хорошо. В самом деле. — Я посмотрел в небо, потом на стадо, уходившее в Брукс-Холл, в свой ночной загон. — Мне бы тоже поспать…
Я с надеждой взглянул на Флетчер.
— Да, — согласилась она. — Но только не с ними. Больше ты никогда не придешь сюда.
Кто-то помог мне забраться в машину «Скорой помощи», и мы отправились в Окленд.
В. Какой у хторра национальный вид спорта?
О. Прятки: «Кто не спрятался, я не виноват».
КОФЕ
Что меня радует в самовлюбленности, так это полная взаимность.
Всю ночь мне не давали спать.
Накачали под завязку кофе — нашли-таки настоящий — и продолжали говорить со мной.
Я постоянно канючил, чтобы меня отпустили, но Флетчер неумолимо повторяла:
— Пока нельзя. Потерпите еще немного.
— Зачем? Чего вы ждете? — хныкал я.
В последний раз я хныкал в пятилетнем возрасте. В конце концов Флетч призналась:
— Мы хотим, чтобы вы проснулись человеком, а не животным. Необходимо проверить, как ваш мозг реагирует на слова, а во сне вы лишены языка.
— Я проснусь человеком, — убеждал я. — Ну, верите?
— Можете поручиться головой?
— Головой?
— Если проснетесь завтра невменяемым, мы вас убьем, договорились?
— Что?!
— Я сказала: если проснетесь завтра животным, мы вас убьем.
— Э-э.. — Я протянул кружку: — Можно еще кофе?
Флетчер улыбнулась.
— Ну вот видите — с вами все хорошо. — Тем не менее кофе она налила. — Предполагалось оставить в комнате негромко работающее радио, но тут мнения разделились. Одни считают, что это вернет язык, а другие говорят, что источник невнятных звуков снова выведет вас за границу сознания. — Она вздохнула. — В конечном итоге мы договорились, что вы должны выкарабкиваться самостоятельно. В определенном смысле — должны сделать выбор. — Она заглянула мне в глаза. — Понимаете, о чем я? Я знаю, что вы хотите вернуться и будете сопротивляться зову. Но хватит ли силы воли?
Я опустил глаза. Ее взгляд слишком пронзителен. Мне хотелось от него спрятаться.
— Думаю, что сумею, — сказал я, наконец подняв глаза на Флетч. — Попробую.
— Не надо пробовать, надо сделать. — Она снова взяла меня за подбородок и подняла мое лицо. — Мне бы не хотелось потерять вас.
Я кивнул. Хотя все слова казались мне сейчас ничтожными, но она хотела, чтобы я их произносил. Я почувствовал себя в ловушке.